Чем дальше, тем меньше нравилось Лере это приключение.
Что-то подсказывало ей, что никакого кокса ей не дадут. Используют на халяву и выкинут на обочину… И еще хорошо, если не порежут!
— Ребята, куда мы едем? — проговорила она, только чтобы не молчать.
И тут «лексус» остановился.
Они оказались на каком-то пустыре, видимо, отведенном под новую стройку.
Чуть в стороне громоздилась гора строительного мусора и виднелась запертая бытовка.
Человек со шрамами поставил машину на ручник, повернулся к Лере и проговорил своим медленным гнусавым голосом:
— Где она?
— Кто? — удивленно переспросила Лера.
Тут же сидящий рядом с ней широкоплечий тип резко ударил Леру в живот. В машине было тесно, удар вышел без замаха, но все равно Леру скрючило от дикой боли. Она разинула рот, пытаясь отдышаться, но вокруг словно не стало воздуха.
— Ты не горячись, Серый, — рассудительно проговорил человек со шрамами, — видишь же, она говорить не может, а нам нужно, чтобы она говорила!
— Извини, Резаный, — отозвался тот, — не подумал…
Он достал из кармана складной нож, щелчком выпустил лезвие, повернул, любуясь отсветом далекого света на темной стали.
Лера наконец кое-как отдышалась, с трудом разлепила губы и жалобно проговорила, косясь на нож:
— Кто вам нужен?
— С твоего телефона недавно звонили, — протянул Резаный. — Нас интересует та женщина. Где она?
— Я ее не знаю! — заторопилась Лера. — Я ее первый раз видела!
— Что ж ты, первый раз видишь человека и сразу ему свой телефон даешь? — недоверчиво переспросил Резаный. — Ты ей веришь, Серый?
— Не-а… — Серый угрожающе задышал и приблизил лезвие к щеке Леры. — Порезать ее?
— Может, и придется. — Резаный уставился на Леру цепким немигающим взглядом. — Лучше рассказывай все, что знаешь! И смотри — нам врать нельзя, вредно для здоровья!
И Лера, торопясь и сбиваясь, рассказала этим двум уголовникам про свой сегодняшний неудачный вечер. Про бумажник иностранца, про девиц из агентства Василисы, про стычку в дамской комнате…
— Вот она с моего телефона и звонила! — закончила она свой рассказ.
— Ты ей веришь, Серый? — снова спросил человек со шрамами своего подручного. Видимо, он доверял его мнению в таких вопросах.
— Черт ее знает… — протянул тот. — Может, и не врет… А зачем им бумажник того иностранца понадобился?
— У нее же денег не было! — наставительно проговорил Резаный. — Сама воровать не умеет, вот и решила чужую добычу отобрать…
— Это не по понятиям! — хмуро проговорил Серый.
— Жить захочешь — про понятия забудешь!
— Может, вы меня отпустите? — взмолилась Лера. — Я вам рассказала все, что знала…
— Ага, — осклабился Серый, — сейчас отпустим. На все четыре стороны.
Тусклый свет блеснул при взмахе лезвия, и Лера успела подумать, что больше ей ничего не нужно — ни выпивки, ни кокаина. Ни еды, ни одежды, ни жилья. Ничего и никогда…
Седрик уверенно вел машину по московским улицам. Впервые за долгое, бесконечно долгое время Катя чувствовала покой и уверенность. Странное дело, она больше не доверяла своим старым знакомым, но доверяла этому совершенно незнакомому человеку, человеку, которого впервые увидела всего час назад…
Они проносились мимо ярко освещенных ресторанов и клубов. Казалось, Москва вообще никогда не спит.
Седрик, словно прочитав Катины мысли, проговорил:
— Странный город! Кажется, здесь нет обычной, нормальной человеческой жизни. Ваши соотечественники не живут — они только делают деньги и потом лихорадочно тратят их. И все меряют только деньгами… Я нигде, ни в одном городе мира не видел такого показного богатства. У каждого второго москвича на руке часы, стоимостью равные дорогому автомобилю, у каждого третьего — автомобиль, который стоит больше, чем приличный дом на Лазурном берегу…
— Ну, вы все же, наверное, преувеличиваете… вряд ли вы успели разглядеть здешнюю жизнь…
— Может быть, Катрин, может быть, я немного преувеличиваю… — произнес Седрик с мягкой виноватой улыбкой. — Может быть, совсем чуть-чуть, вот столько… — Он соединил указательный и большой пальцы в красноречивом жесте. — Но все же это очень странно… Зачем так выставлять напоказ свое богатство? Это аморально, аморально и смешно… Я знаю очень богатых людей, миллионеров. Они не носят одежды от «Дольче и Габбана»… Их просто не поймут! Они одеваются в приличные, но не слишком дорогие вещи. Прямо скажу вам, Катрин, я и сам принадлежу к до—статочно богатой семье, но никто из моих родственников не ездит на «бугатти» или «феррари». Зачем это нужно? Зачем пускать пыль в глаза? Хороший дом, хорошая, надежная машина, хорошее образование… Что еще нужно человеку?
Седрик повернулся к Кате, словно призывая ее подтвердить свои слова, сделал небольшую паузу и продолжил:
— И это в католической Европе! А в Соединенных Штатах, где общественным мнением правит протестантская мораль, к этому относятся еще строже. Протестант должен много работать, чтобы разбогатеть, и он должен разбогатеть, чтобы делать добрые дела, заниматься благотворительностью. Если человек тратит свои деньги на дорогие вещи, на предметы роскоши — он плохой протестант! Он попадет в ад! Известный инвестор, миллиардер, когда-то выдвигавший свою кандидатуру на пост президента, Росс Спиро, гордится тем, что живет в доме ценой тридцать тысяч долларов и носит костюмы, купленные на распродажах. Конечно, это уже крайность, исключение, но ведь известно, что исключения подтверждают правила… — Седрик проводил взглядом обогнавший их «майбах» и понизил голос: — Знаете, ведь в Европе и Америке смеются над вашими соотечественниками, над тем, как они сорят деньгами, как глупо ведут себя… Больше того, несмотря на дорогую одежду, их очень часто принимают за нищих…
— Как это? — переспросила Катя.
— Очень просто! У ваших новых русских выражение лица, какое бывает только у попрошайки. Когда француз, или бельгиец, или англичанин обращается к кому-то с вопросом или просьбой, у него приветливое выражение лица, он улыбается. Но когда нищий обращается с просьбой о деньгах — он старается разжалобить своего собеседника, поэтому не станет улыбаться. И ваши соотечественники почти никогда не улыбаются, поэтому их часто принимают за нищих, думают, что они пытаются своим угрюмым лицом разжалобить, вызвать сострадание, чтобы потом выманить у собеседника деньги… знаете, как эти ваши попрошайки… — Седрик состроил жалобную гримасу и пропел высоким умоляющим тоном: — Поможите кто сколько может! Мы люди не ме-естные! Третьи сутки живем на вокза-але!
Катя подумала, что при своем демонстративном незнании русского языка Седрик очень многое сумел подметить в России.
Он снова виновато улыбнулся и проговорил:
— Простите меня, Катрин… Я наговорил много лишнего. В любом случае вы вовсе не такая. Я рад нашей встрече, честное слово, рад и надеюсь, что мы еще увидимся. А сейчас мы приехали…
И он затормозил возле подъезда шестиэтажного дома, где жили Гревские.
Катя поблагодарила Седрика, вышла из машины и направилась к будке охранника.
— Я к Гревским, в двадцать четвертую квартиру, — сообщила она выглянувшему из будки заспанному парню в камуфляже.
— Чего? — переспросил тот, неодобрительно осмотрев Катю с ног до головы. — В двадцать четвертую? Так их нету.
— Как — нету? — переспросила Катя, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
