Сейчас ей не хотелось видеть никого, кроме мужа.
Они выехали на Петровку, свернули в один из переулков и остановились перед массивной дверью без всякой вывески.
— Владелец этого ресторана специально не рекламирует его, и цены здесь намеренно высокие, чтобы не было никого, кроме «своих» посетителей, — пояснил Виталий, нажимая кнопку звонка. — Зато здесь по- настоящему спокойно.
Им тут же открыли.
Метрдотель провел их к свободному столику.
Тут же бесшумно возник официант, принял заказ.
Ресторан был очень небольшой, всего на двадцать мест, да и из них половина пустовала. В глубине помещения горел камин, смолистые дрова чуть слышно потрескивали. Неподалеку от камина стоял маленький кабинетный рояль, за ним сидел высокий рыжеватый мужчина лет пятидесяти в свободном твидовом пиджаке.
На крышке рояля перед ним стоял бокал белого вина.
Пианист взял этот бокал, пригубил вино и заиграл.
Это были «Осенние листья».
Катя прикрыла глаза.
Она вспомнила, как совсем маленькой девочкой заходила в кабинет отца. Отец любил классический джаз, он очень часто слушал пластинку Эррола Гарнера. Катя забиралась к отцу на колени, прижималась щекой к колючему плотному свитеру и замирала, слушая музыку. Больше всего ей нравилась эта самая мелодия. Ей нравилось, как слепой пианист хрипловатым голосом чуть слышно подпевает своему инструменту, нравился таинственный полумрак отцовского кабинета, запах дорогого табака и легкого одеколона…
Потом музыка затихала, отец снимал с полки какую-нибудь красивую старинную книгу — больше всего Кате нравился огромный том «Робинзона Крузо» с чудесными гравюрами. Каждая гравюра была прикрыта полупрозрачным листком папиросной бумаги, и картинка просвечивала сквозь этот листок, проступала через него, как через густой туман. Вот Робинзон убегает с мальчиком Ксури из мавританского плена, вот он стреляет с лодки в диких зверей, вот он выброшен на берег после кораблекрушения… вот он, уже в косматой самодельной шапке, стоит, потрясенный, перед отпечатком человеческой ноги…
Вчера Катя узнала, что ее отец — вовсе не отец, а настоящий ее отец — дядя Вася, криминальный авторитет по кличке Свояк. И что же — теперь для нее что-то должно измениться? Она должна забыть те вечера, проведенные в отцовском кабинете, должна забыть мягкий полумрак, негромкие звуки джаза и старинные гравюры?
На самом деле для нее важны именно эти неуловимые, незначительные на первый взгляд вещи, а вовсе не состав ДНК…
Пианист начал тихонько подпевать своему инструменту, явно подражая Гарнеру.
Катя открыла глаза.
Нет, прошлое нельзя перекроить по своему желанию, нельзя вычеркнуть из него одни события и вписать в них другие. От того, что она узнала вчера, для Кати ничего не изменилось. Отец не стал ей менее дорог.
Она не станет даже обсуждать этот вопрос с матерью, не скажет ей, что все знает. Это только создало бы неловкость между ними.
Пианист доиграл «Осенние листья», отпил еще немного вина и заиграл снова, на этот раз — «Тень твоей улыбки».
А Катя опять вспомнила тот самый том «Робинзона Крузо», вспомнила картинку, на которой главный герой находит на своем острове человеческий след.
Какой ужас, какое изумление отразилось на его лице!
А ведь сегодня Катя пережила такое же потрясение, когда увидела на своем собственном газоне отпечаток автомобильного протектора с отчетливо заметной за—платой… точно такой же отпечаток, как на месте убийства адвоката Ольховского…
Она потянулась к Виталию, начала фразу:
— Ты знаешь, я хотела тебе сказать…
Она хотела сказать о подозрительном поведении домработницы, о странностях с ее машиной, но муж не дал ей закончить:
— По-моему, твое лицо уже все мне сказало! — И он закрыл ей рот поцелуем.
И Катя действительно забыла, что хотела сказать ему, точнее, это сделалось вдруг таким незначительным…
Гораздо важнее были мягкие губы мужа, негромкая музыка, потрескивание поленьев в камине…
Виталий отстранился.
К столику подошел официант, ловко откупорил бутылку «Шато Мутон Ротшильд», поднес ее Виталию, чтобы он мог оценить аромат. Виталий важно кивнул с видом знатока, и официант налил драгоценное вино в их бокалы.
— За нас, — проговорил Виталий, — за то, что все несчастья остались позади, а впереди у нас — только долгие годы безоблачного счастья!
— Ты же за рулем… — слабо запротестовала Катя.
— У меня всегда найдутся деньги для гаишника, — усмехнулся муж. — И потом, ты же знаешь, я почти не пьянею.
Катя поднесла бокал к губам.
Вино оказалось таким чудесным, что она не заметила, как опустошила бокал. Официант тут же снова наполнил его.
Музыка, и прекрасное вино, и полумрак ресторана, и любимый мужчина рядом…
«За что мне такое счастье? — думала Катя, и слезы наворачивались на ее глаза. — Впрочем, вчера мне пришлось перенести такое, что не каждой женщине по силам… В жизни должен быть баланс хорошего и плохого, как полоски на шкуре зебры…»
Мысли у нее в голове слегка путались от выпитого вина, голова кружилась, но это было удивительно приятно.
Официант принес какую-то потрясающе вкусную рыбу, запеченную с травами, и Катя поняла, что ужасно голодна: ведь за обедом она почти ничего не ела.
Она набросилась на еду, потом выпила еще два бокала вина…
Потом была еще музыка, и еще вино, и она пришла в себя только на улице, когда Виталий, нежно поддерживая, вел ее к машине, а она хохотала какой-то его шутке.
— Тебя не шокируют пьяные женщины? — проговорила она, покосившись на мужа.
— Я их просто обожаю, — отозвался Виталик и помог ей сесть в машину.
Он притянул ее к себе, и жадные горячие губы уверенно нашли нежную ямку за ухом.
Все остальное исчезло, в мире остались только эти нежные губы, только бесконечная, щемящая нежность поцелуя, только они двое — она и ее единственный мужчина…
Руки Виталия тоже жили своей самостоятельной жизнью — они ласкали ее, пробирались под одежду…
Вдруг Катя отстранилась и пробормотала:
— Милый, но не можем же мы, как подростки, заниматься любовью в машине!
— Но ехать домой слишком долго… я не выдержу… — жарко выдохнул Виталий куда-то в шею.
— Я и сама не выдержу! — вздохнула она.
— Есть идея! — оживился муж. — Тут же совсем недалеко до моего банка…
— Какая прелесть! — захихикала Катя. — Я отдамся тебе на ксероксе! Или что там у вас есть…
— Все не так романтично, — отозвался муж, — но зато гораздо удобнее. У нас при банке есть апартаменты, где мы принимаем важных гостей. Сейчас они пустуют, и мы с тобой можем там порезвиться…
— Ага! — Она расхохоталась. — Вот где ты принимаешь своих любовниц!
Виталий с сожалением оторвался от нее, поправил одежду и тронул машину с места.
