Летом 1950 года Евгению Алексеевичу исполнилось шестьдесят лет. Поздравления и приветствия были получены от многих организаций, в том числе от Академии наук СССР, крупнейших автозаводов страны, учебных заведений, где готовили автомобильных специалистов. Правительство наградило Чудакова орденом Ленина. Состоялось торжественное собрание, на котором выступил и сам юбиляр.
Все это приятно, но в общем-то обычно, когда речь идет о юбилее крупного специалиста. Необычной оказалась юбилейная речь Чудакова. Отметив достижения автомобильной науки и автостроения, большую часть речи юбиляр посвятил нерешенным проблемам, задачам ближайшего будущего.
«Совершенствование конструкции автомобилей, — сказал Чудаков, — все еще идет недостаточно быстро. Эксплуатирующие организации при этом все еще не играют необходимой роли в установлении требований к конструкции советских автомобилей, а работники автомобильной промышленности все еще недостаточно прислушиваются к голосу эксплуатационников…
Несмотря на значительные достижения высшей автомобильной школы в Советском Союзе, перед нами, работниками этой школы, все еще стоят весьма большие задачи, касающиеся главным образом совершенствования учебного процесса. Мы должны из высшей школы выпускать советского инженера, то есть такого инженера, который не только обладал бы определенной суммой знаний, но — что еще важнее — умел бы их использовать на практике… Вся система высшего образования должна быть направлена именно на это. А вот с этой точки зрения высшая автомобильная школа еще не во всех втузах отвечает полностью предъявляемым требованиям.
Число задач, подлежащих решению, растет быстрее числа решенных задач. Перед всем коллективом научных работников — в том числе и автомобильных работников — стоит большое число задач, успешное решение которых еще выше поднимет уровень техники в нашей стране… Научная работа, как никакая другая, не терпит к себе холодного, хотя бы и добросовестного отношения, научная работа без увлечения ею не может дать серьезных результатов.
Каждое научное исследование должно заканчиваться предложением по его использованию. Внедрение в жизнь научных достижений и есть наиболее важный критерий при оценке как научной работы, так и научного работника, ее выполнявшего».
Не совсем обычное выступление для юбилея! Как видно, не зря прозвали Чудакова шоферы, механики, инженеры автомобильным академиком, а коллеги по Академии наук — внедрильщиком. Не очень благозвучные прозвища (особенно последнее), но Евгений Алексеевич ими искренне гордился.
В мартовском номере журнала «Советский Союз» появилась большая статья Чудакова «Советские автомобили». Евгений Алексеевич писал о том, что страна располагает семнадцатью типами вполне современных отечественных автомобилей по сравнению с четырьмя простейшими в 1940 году. Писал о разработке новых конструкций, о строительстве новых заводов. Писал с глубоким удовлетворением и с верой в новые успехи.
И в личной жизни Евгения Алексеевича были радости. Дочь Татьяна в 1950 году успешно закончила художественный институт, вышла замуж. Год спустя родила очаровательную девочку. Летом пятьдесят третьего Чудаков к своим старым привычкам прибавил новую — гулять с внучкой по Николиной Горе и Чистопрудному бульвару. Сын Александр сообщил отцу: готова диссертация, состоялась предварительная защита. Состоялась успешно — специалисты утверждают, что работы хватит не только для кандидатской, но и для докторской степени.
Как говорится — жить бы да радоваться! Об этом и думал Евгений Алексеевич, когда в речи на своем юбилее сказал:
— Товарищи, мне исполнилось шестьдесят лет. Mire приходится слышать, что этот возраст рассматривается чуть ли не как предельный для творческой работы. Я держусь другого мнения, я думаю еще долго прожить и интенсивно работать во славу нашего великого государства, во славу той великой идеи, которую оно отстаивает.
Но судьба распорядилась по-другому.
Всю весну и лето 1953 года Евгения Алексеевича терзали приступы гипертонии. Несколько недель пролежал он в больнице, потом месяц провел в подмосковном санатории. Казалось, болезнь отступает, Чудаков почувствовал себя лучше. В августе он уже ходил с детьми на Москву-реку ставить сеть-путанку. Верный друг и строгая блюстительница режима Вера Васильевна, взяв с мужа слово, что он еще месяц, как того требовали врачи, не будет притрагиваться к работе, уехала в Крым подлечиться.
Евгений Алексеевич как тонкий дипломат слово, конечно, дал и даже старался его держать, но его хватило всего на неделю. Позвонил президент Академии наук Александр Николаевич Несмеянов, попросил выступить в сентябре на заседании отделения технических наук академии с докладом о принципах и путях деятельности отделения на ближайшие годы. Евгений Алексеевич готовился на совесть, и доклад получился блестящий. По общему впечатлению, Чудаков был в ударе, отлично выглядел, в общем, обрел форму прошлых лет. Тут же, на заседании, ленинградцы пригласили его приехать к ним с подобным выступлением. Он согласился.
Домой он вернулся в приподнятом настроении. На просьбу Татьяны взять ее с собой в Ленинград неожиданно ответил согласием. Попросил секретаря Веронику Арнольдовну Тиммерман заказать билеты и пошел в кабинет — «доработать доклад под ленинградские проблемы». Почему-то дверь кабинета открыл не сразу — зашатало, швырнуло в сторону. Стараясь не поднимать паники, присел. Потом попросил капель от головной боли. Татьяна и Вероника Арнольдовна всполошились, вызвали «скорую». До приезда врачей Чудаков потерял сознание.
Врачи определили — инсульт. В больнице при более тщательном осмотре спросили родственников, почему такому тяжелому больному разрешили встать с постели, одеться? Когда те ответили, что Евгений Алексеевич вовсе не лежал в постели, а работал, ездил по Москве, читал доклады, врачи схватились за головы.
— С такими сосудами год лежмя лежать надо было! — вымолвил седой профессор.
Рекомендация эта, однако, оказалась запоздалой.
Получив в санатории телеграмму о болезни мужа, Вера Васильевна, прихватив лишь сумку с документами да плащ, бросилась ловить такси до аэродрома. Да не тут-то было. Такси летели мимо на полной скорости. Вере Васильевне казалось, что прошла целая вечность. Притормозившему около нее шоферу, скептически поглядывавшему из-под большой белой кепки на взволнованную одинокую женщину, Вера Васильевна сказала:
— Я жена академика Чудакова. Мой муж в Москве умирает. Надо срочно на аэродром!
— Какого Чудакова? — спросил водитель, меняясь в лице. — Нашего, автомобильного?
— Евгения Алексеевича, — ответила Вера Васильевна, стараясь не разрыдаться.
Открылась дверца. Машина развернулась и помчалась к аэродрому. Всю дорогу Вера Васильевна кусала губы, а водитель молчал. Только когда приехали и пассажирка достала деньги, чтобы заплатить за поездку, он резко отодвинул ее руку:
— Не надо денег. Пусть ваш муж выздоровеет. Скажите ему — замечательный учебник написал для шоферов. Спасибо ему большое!
Слова эти Вера Васильевна передать Евгению Алексеевичу не смогла. Он не приходил в сознание. Через два дня его не стало.
Прощание проходило в зале президиума Академии наук СССР. Организаторы траурной церемонии все предусмотрели, только не учли, что не совсем обычным академиком был Чудаков. Очевидцы говорят — никогда в начале Ленинского проспекта, где помещается президиум, не собиралось такого количества машин.
Ехали ЗИСы и «мерседесы». Длинные колонны пустых такси медленно тянулись, оглашая воздух печальным воем клаксонов. Медленно плыли большегрузные самосвалы и междугородные автобусы. Прилегающие к особняку президиума академии дворы и переулки были плотно забиты бесчисленными и разномастными автомобильчиками энтузиастов-автолюбителей, каждый из которых знал и почитал Евгения Алексеевича. Движение целого района замерло, пока скорбные толпы автомобилистов всех возрастов и рангов прощались со своим академиком.
Казалось, не только люди, но и машины прощаются. Ведь в каждой из них было что-то, сделанное по замыслу этого замечательного человека, по его советам и рекомендациям. Большие и маленькие, светлые и темные, медленно катились они мимо того, кто начинал советскую автомобильную науку.
