– Вот! Правильно! А ты кто такой? Как твоя фамилия?
– Шабанов!
– Как?! – подскочил он. – Шабанов? Это твой батька тут вчера права качал?
– Мой!
От негодования и какого-то веселого возмущения капитан побегал по кабинету, закурил и еще раз глянул в зеркало.
– Да!.. Ну и семейка!.. Я вчера отцу объяснил!.. А он тебя послал? Ну, даете! На измор хотите взять?.. Можешь сам-то объяснить, откуда у тебя такое желание – в суворовское? Ладно бы, родители служили, военная косточка... Хоть знаешь, что делают в этом училище?
– Учатся! Потом идут в военное училище.
– Я бате твоему вчера сказал: нет у нас в районе разнарядки в суворовское. Девять мест на всю область было. Понимаешь? И они уже давно распределены, по заявкам прошлого года. Так что опоздал ты, парень. И вообще, через два дня прием заканчивается. Покупай билет на автобус и катись домой. Родители денег дали?
– Не дали...
– А как добирался?
– Бегом...
– Так вот, бегун. Или беги назад в свою деревню, или в милицию сдам, чтоб вернули родителям. Отец за дебош штраф заплатил и еще заплатит.
– Значит, направления не дадите, товарищ капитан?
Тот хмыкнул восхищенно.
– В офицеры захотелось? Командовать?.. А сначала надо научиться подчиняться!
– Летать хочу, а не командовать!
Капитан устало сел на место, вытряхнул из пачки последнюю сигарету и прикурил от окурка.
– Все летать хотят... Ты самолет-то близко видел?
– Нет еще... Только в небе и высоко.
– Вот! Зато родился среди тракторов и комбайнов... Так что иди-ка в механизаторы! В армии танкистом будешь, служить.
– Ладно, – сказал Шабанов. – Раз нет направления – сам побегу в Калинин и поступлю.
– Ну, беги, беги, – отмахнулся капитан. – Сейчас в милицию позвоню!
Задерживать сам он не стал, видно, вспомнил Шабанова-старшего, снял трубку и набрал двухзначный номер. Герман спокойно вышел из кабинета, скользнул мимо дежурного и на улице уже припустил рысью.
Оказалось, капитан на самом деле сообщил в милицию о подростке, сбежавшем из дома, и первый раз его чуть не поймали на посту ГАИ у выезда из города. После этого все опасные места он обегал стороной и часто сворачивал с дороги в лес, когда замечал подозрительную машину. Тогда он еще не знал, что и родители заявили о пропаже сына и, оказывается, за ним началась настоящая погоня.
К обеду он сильно проголодался и, огибая притрактовые деревни, почти не сбавляя скорости, заскакивал в огороды, рвал огурцы с грядок, лук и горох, набивал под рубаху и ел на ходу. А вечером вообще повезло, высмотрел курятник, стащил из гнезда девять яиц, которые выпил на бегу, и не останавливался уже до самого утра. И все-таки за сутки не добежал до Калинина, одолел только сто шестьдесят километров. Усталости он не чувствовал, мысль, что сегодня последний день приема в суворовское, подстегивала его всю дорогу, и тут, когда оставалось всего-то тридцать верст, полетел, несмотря на опасность быть схваченным. Скорее всего на таком расстоянии его никто не ждал и не ловил, и Герман благополучно добежал до областного города и тут заблудился, поскольку не ожидал, что он такой огромный и запутанный. Потеряв часа три драгоценного времени в лабиринтах улиц, он так и не сумел отыскать нужной и впервые за всю дорогу обратился за помощью. Какой-то мужик на остановке посадил его в троллейбус и назвал место, где сойти.
В пятом часу, когда в здании училища было пусто и гулко, Шабанов предстал перед дежурным офицером.
– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? – переводя дух, спросил он.
– Обращайся, – разрешил дежурный.
– Где приемная комиссия?
Тот внимательно осмотрел подростка, спросил фамилию и глянул на часы. «Сейчас скажет – опоздал, – подумал Герман. – Прием закончился».
– Прием закончился, – сообщил дежурный. – Ты зачислен вне конкурса личным приказом начальника училища. Занятия с первого сентября. Надо прибыть без опозданий коротко подстриженным и с комплектом учебников для девятого класса. Я буду твоим начальником курса. Ну, или классным руководителем, понял?
– Понял! Тогда я побежал домой! – сказал Герман и ломанулся в двери.
– Отставить! – рявкнул лейтенант. – В армии на все спрашивается разрешение старшего. Отработаем азы устава – подход к начальнику ты знаешь, отработаем отход. Должен сказать – «Разрешите идти, товарищ лейтенант?» Если разрешу – пойдешь. Ясно?
– Так точно! Разрешите идти, товарищ лейтенант?
– Отставить! Смотреть при этом нужно браво и весело! Тебе что, военные порядки не нравятся?
– Нравятся, товарищ лейтенант!
– Тогда смотри весело и браво!
– Разрешите идти, товарищ лейтенант?! – Герман вытаращил глаза и скривил улыбку.
– Не разрешаю! Размер головного убора, одежды и обуви?
– Не знаю...
– Почему не знаешь? Обязан знать! Кто тебе личные вещи покупает? Мама?
– Так точно!
– Ты что, маменькин сынок?
– Никак нет!
– А почему тогда тебя зачислили личным приказом начальника училища?
– Не знаю, товарищ лейтенант!
– Кто твой отец? Где работает? В обкоме?
– Никак нет, учителем труда и физкультуры.
– Почему тебя по всей области ищут, розыск объявили? Странный ты какой-то парень... На поезде приехал?
– Нет, бегом прибежал.
Дежурный что-то понял, однако не поверил.
– Двести километров и все бегом? За сутки?.. Ты что, чокнутый?
– Учиться хочу, товарищ лейтенант! А разнарядки нет и времени не оставалось, дрова колол...
– Потом я с тобой разберусь... Ну, иди сюда, мерку сниму!
Дежурный долго и бестолково обмерял его, потом придирчиво разглядывал документы, попутно объясняя положения устава, и наконец отпустил, окончательно обескураженный и невеселый.
В то время Шабанов был настолько счастлив, что не придавал значения назойливости офицеров – капитана из военкомата и дежурного по училищу. Все, что они делали, казалось правильным и не подвергалось сомнению, поскольку он вступал в совершенно иную жизнь и жаждал ее. А заряд выносливости и терпения был настолько велик, что он готов был вынести даже откровенные издевательства, относясь к ним с детской философией и непосредственностью. И лишь потом, спустя несколько месяцев, когда он всецело вкусил армейской жизни и навсегда распрощался с детством, пришло взрослое осмысление уставной жизни и понятия военной карьеры. Эти первые офицеры, с которыми свела судьба, были явными неудачниками, однако доставали мальчишек вовсе не из желания покуражиться или показать свою власть; они завидовали их будущему, точнее, даже
