ценности… Но более всего потрясает, как сидит рядом человек, преспокойно сверлит и выковыривает из каждой крохотное ядрышко. Как будто из лесных орехов… Ну, напрягли воображение, господин аналитик? Вам уже хочется в город Забавинск? Или все еще жаль расставаться с лекарями, магами и шарлатанами?
– Что там делают люди из вашей конторы?
– Ничего. Стоят, смотрят и облизываются. У них по жемчугу ничего нет. И по Интерполу все чисто. Принадлежит он частному лицу, личность установлена – некий Сумароков Федор Кириллович, семьдесят один год, житель деревни Хоста, Забавинского района.
Отчество этого человека напомнило Самохину въедливого внука Допша, и отчего-то по спине пробежал холодок.
– Фамилия звучная…
– Человек абсолютно не криминальный, в юности закончил художественное училище, палехская роспись. Всю сознательную жизнь работал реставратором в мастерских города Забавинска…
Самохин не сдержался и во второй раз забежал вперед, чего Леди Ди терпеть не могла.
– А уже есть какая-то версия относительно этих песчинок? – спросил он будто бы между прочим.
– Есть, – не заметив наглости, проговорила она. – Кстати, по вашей части. Вернее, по прошлой теме. Поэтому я выбрала вас… Что-то не вижу радости?
Принцесса откровенно лгала – выбирал его Липовой, но эту слабость ей можно было простить…
– Благодарю за доверие, Диана Васильевна. Мне очень интересно… Только не пойму, для чего доставать этот песок?
– Предположительно Сумароков использует его для изготовления лекарства от старости и слабоумия. Вот вам и работа…
– От старости и слабоумия?
– А что вас так удивляет?
Он не мог сказать, что у Липового есть другая формулировка: зелье молодости и просветления, а это уже не лекарство от старости и слабоумия! То есть, давая задание Принцессе, адмирал несколько принизил, приземлил предположительное назначение извлекаемого из перлов песка.
– Да я скептически отношусь… ко всяким эликсирам бессмертия, – стал выкручиваться Сергей Николаевич. – Тут скрыта как бы заведомая ложь. Отсутствие практического подтверждения…
– Сережа!.. Вы сейчас не откровенны! – сказала она так, словно уже вкусила зелья просветления.
– Я просто не верю, что лекарство от старости возможно. И особенно от слабоумия.
– Когда вам будет без малого шестьдесят, начнете задумываться. В семьдесят – поверите.
– Не исключено, – сдался он.
Наверняка Принцесса как раз и мечтала о каком-нибудь эликсире молодости и почти не стеснялась это подчеркивать…
– Теперь о технической стороне, – деловито продолжила Леди Ди. – Брать из Москвы помощника не нужно. Договорилась с руководством конторы, возьмете одного из тех, кто уже работает в Забавинске. Фамилия неблагозвучная – Плюхач, но не обращайте внимания, молодой, но опытный оперативник, занимается драгоценностями. Очень интересный мужчина… Квартиру вам снимет мой помощник, решит вопрос с автомобилем… Какую марку предпочитаете?
Это уже было через край: в «Бурводстрое» существовали вечные проблемы с транспортом, особенно в длительных командировках. Из-за секретности работы нельзя было использовать московские машины и следовало покупать на месте какой-нибудь «жигуленок» второй половины прошлого века – на лучшее рассчитывать не приходилось.
Значит, адмирал уже походатайствовал. И не он ли умышленно ввел Принцессу в заблуждение на счет лекарства от старости и слабоумия?
– Все зависит от прикрытия, – настороженно отозвался Самохин. – По Сеньке и шапка…
– Я дала задание Хлопцу найти приличную иномарку, – с царственной снисходительностью сообщила Принцесса. – Это вам за хорошее поведение и отличную работу. Могла бы представить к ордену, но в департаменте по награждениям сидят совершенные идиотичные марксисты… Все вопросы прикрытия, в том числе и документального, обсудите с моим помощником. Он получил все инструкции. Советую ничего экстравагантного не придумывать, городок маленький, все приезжие на виду… Баринову дано задание подобрать исходные данные по истории жемчуга и его применению. Хлопец уже в Забавинске, готовит почву, легенду… Так, что еще? Командировочные расходы, транспорт, финансирование работ, дорогостоящих экспериментов и экспертиз берет на себя совбез. Адмирал Липовой сам вызвался…
Принцесса заметила оживление Самохина.
– Да, Сергей Николаевич, – подтвердила она завораживающе и печально. – Теперь понимаете, кому это нужно?.. Впрочем, ничего особенного нет, мы все подспудно стремимся если не продлить жизнь до бессмертия, то хоть чуть-чуть дольше быть молодыми… А что хочет адмирал, того хочет сам Бог. Но пусть это не смущает, я вас прикрою.
Липовой не доверял Скрябинской и работал с ней втемную!
– Спасибо.
– Только вот съезжу на недельку в Германию и встану за вами стеною каменной…
В Германии у Принцессы был личный доктор, который делал ей всевозможные подтяжки и утюжил кожу на шее, выдающую возраст. По долгу службы каждый день соприкасаясь с проявлением чудесного, она не особенно-то надеялась на эликсир молодости и более доверяла хирургическому ножу…
Тятин хоть и ворчал, сомневаясь в костоправских возможностях женщин вообще и Саши в частности, но посмотрел на ее руки и принял на испытание до конца лета, категорически запретив бросать академию. Несмотря на свое благородное «слесарное ремесло» – а он именно так относился к целительскому дару и своей профессии, старик отличался характером тяжким, своенравным и даже вздорным: никогда не улыбался, говорил мало и почти всегда гневно, осуждающе, не любил шуток и, когда чему-то учил, то дважды не повторял – с первого раза не понял – пошел вон. Под видом журналиста Самохин прожил у него почти неделю в роли ученика, и это было время мужественного терпения. Пациенты приезжали к Тятину редко, бывало, весь день никого, и все внимание костоправ сосредотачивал на своем добровольном мальчике для битья. В первую очередь он сделал своеобразный тренажер: достал из сундука пахнущий нафталином женский чулок, связанный из крестьянской шерсти, запихал в него треснутый горшок, шарахнул об угол и протянул Самохину.
– На, учись.
Старая керамика раскололась частей на десять, и следовало теперь собрать горшок, не вынимая осколков из чулка. Это занятие поначалу показалось Сергею Николаевичу не таким трудным и даже увлекательным, несколько часов подряд он нащупывал сквозь толстую вязку и прилаживал друг к другу крупные и мелкие черепки, однако провозился до позднего вечера и не собрал: от любого неосторожного движения битый горшок разрушался и надо было начинать сначала. Перед сном Тятин молча понаблюдал за учеником, демонстративно выключил лампочку и удалился почивать на чердак. Свет был не нужен, все равно собирать приходилось на ощупь, вслепую, но темнота как-то быстро сморила, и Самохин уснул на лавке, бросив под голову хозяйскую фуфаечку.
В пятом часу утра костоправ уже был на ногах.
– Покажи-ка руки! – велел он, толкнув в плечо. Минуты две он как-то беспорядочно мял пальцы, щупал ладони и давил на суставы, после чего молча ушел и вернулся с ведром свежей синей глины. Плеснул воды, накапал нашатыря из флакона и подставил Самохину.
– Мни.
Целый день он мял тяжелую, пластичную, но очень тугую глину, полагая, что она какая-нибудь лечебная, а костоправ обнаружил у него еще не выявленное заболевание суставов. К вечеру кисти рук отваливались, болели сухожилия, кожа на ладонях и пальцах стесалась так, что на кончиках появились язвы. После ужина Тятин добавил воды в ведро, щедро подлил нашатыря, так что защипало в глазах, и сказал второе, за этот день, слово:
– Мни.
Через двое бессонных суток, когда глина в ведре превратилась в густую сметану, костоправ велел вымыть руки, взял чулок с черепками, еще раз треснул им об угол и подал Самохину.
