— Вот, — бурчит товарищ Островский, смотря куда-то мимо обоих собеседников, — жена народного комиссара — товарищ Островский четко называет фамилию, — рекомендует нам товарища Истомина в качестве подходящего кандидата для работы в справочном отделе. Если вы можете его использовать, я, со своей стороны, буду очень рад… — Товарищ Островский, повидимому, совершенно уверен в отрицательном ответе Антонины Георгиевны.
— Да, у меня есть работа, — говорит она недовольным тоном. Можно подумать, что она боится отказать человеку, рекомендованному женой наркома.
На лице товарища Островского изображается растерянность и удивление, но игра им уже проиграна. Он зовет томную секретаршу и просит сейчас же оформить Павла на договорную работу. Павел пожимает толстую вялую руку и выходит из кабинета. Теперь самое страшное — надо избежать анкеты. Секретарша ведет Павла к столу начальника кадров и что-то тихо говорит ему. На розовом лоснящемся лице человека в кожаной куртке появляется подобострастие, он встает и вежливо протягивает Павлу анкету.
Ясно — на четвертой странице анкеты есть вопрос о судимости! Антонина Георгиевна говорила, что договорным работникам можно не заполнять анкеты, но она осталась в кабинете. Что делать? Один неверный шаг и всё погибло! — думает Павел.
Павел медленно отходит от стола, еще не зная, что делать. В этот момент из кабинета директора выходит Антонина Георгиевна. Павел идет к ней с анкетой в руках.
— Когда можно приступить к работе? — спрашивает он, показывая глазами на анкету.
— Завтра, — сухо отвечает Антонина Георгиевна, беря анкету и бросая ее в корзину с мусором. Черные озорные глаза делаются еще более озорными.
— Итак — до завтра, товарищ Истомин, — говорит она ледяным голосом, — дайте только свой адрес для оформления договора.
Благообразный старичок-делопроизводитель смотрит на Павла с недоверием и ненавистью. — Еще одного соглядатая прислали! — думает он.
Григорий в свободный день поехал в Москву к Павлу и Николаю.
— А, герой электрификации Советского Союза! — встретил его Алексей Сергеевич. — Как идет построение социализма в одном концлагере?
Григорий улыбнулся.
— Всякие бывают чудеса, — сказал он, — из них первое то, что вы до сих пор сами не строите социализм где-нибудь в северных районах СССР.
— Даже для посадки в тюрьму, видимо, не гожусь, — пробасил Алексей Сергеевич.
— Что нового? — спросил Григорий.
— Павла на службу устроили! — Глаза Алексея Сергеевича торжествующе блестели. — И Евгений освободился…
Не просиди Григорий четыре года в лагере, он, наверно, подпрыгнул бы от радости.
— А где Николай?
— Заделался научным работником, составляет всякие справочники и целыми днями сидит в библиотеке.
Знаю я, в каких библиотеках проводит время Николай, — подумал про себя Григорий, — про этого никто не знает, где он и когда бывает.
— А что, Павла можно найти?
— Можно, но не без труда, — ответил старик с хитрым видом, — он теперь живет в Москве.
— Как в Москве? — удивился Григорий.
— А так: прописан под Москвой, но там жить, собственно, даже и невозможно, и мы его устроили здесь у одного знакомого, конечно, без прописки — старик иронически улыбнулся. — А в деревне на его месте живет хозяин дома, тоже бывший заключенный, не имеющий права жить в стокилометровой зоне. Одним словом — сплошная конспирация!
— Это разумно! — сразу оценил Григорий всю комбинацию, — только как Павел узнает, если его внезапно вызовет милиция или сельсовет?
— И это всё предусмотрено. Дома у него лежит серия открыток, написанных им самим и оставленных у хозяина, всё на наше имя; в случае вызова, хозяйка немедленно бросает открытку, на другой день она у нас, а нам Павел каждое утро звонит по телефону… Я говорю — не жизнь, а сплошная конспирация!
Трам, там, там — застучал старик пальцем по столу, приходя в плохое настроение.
— Сплошной цирк, — добавил он, раздражаясь.
— Я, кажется, испортил вам настроение… — Григорию было жалко старика.
— Ничего, — ответил Алексей Сергеевич, смотря куда-то в сторону.
— Когда только всё это кончится! Лучше не думать… Нет, раньше, когда правили государи, а не милостивые государи, жилось легче. За весь девятнадцатый век в России казнили меньше тысячи человек, а кричали о кровавом царском режиме!
Григорий уже давно пришел к выводу, что царское правительство пало не потому, что было слишком строго, а потому, что было слишком мягко, но говорить на эту тему было неинтересно.
— Так где же мне найти Павла? — спросил он, переменяя разговор.
— Иди-ка ты к Евгению, повидайся, а к вечеру вернешься к нам — Николай будет дома и найдет Павла.
Мать, отец и старая няня Евгения сияли счастьем; няня, открыв дверь Григорию, расплакалась и долго не могла успокоиться. Евгений лежал на мягком диване на любимых с детства, вышитых матерью подушках, курил и наслаждался ощущением того, что он, наконец, в Москве. Григория все встретили, как родного.
— Ну что же, — спросил Григорий, — сперва в Тулу, а потом к нам на канал?
— Дудки! — лицо Евгения даже изменилось. — О концлагерях слышать больше не хочу, в лес гулять ходить не буду! Теперь мечтаю только о мещанском уюте, канарейках, фикусах и хозяйственной жене- домоседке.
— Ну, когда тебе надоест мещанское счастье без работы в Туле, приезжай на канал, — полушутя ответил Григорий и задумался — опять пример того, что длительного напряжения средние люди не выдерживают.
— Ты что вдруг скис? — спросил Евгений.
— Ничего, так, — работать некому.
— Ты всё об организации! — нахмурился Евгений. — Я тебе скажу честно: если начнется настоящее дело, я готов бросить даже семью, если она у меня к тому времени будет, а сейчас всё равно, кроме риска и болтовни, ничего не может быть. Ты не сердись, — поглядел он дружески на Григория, — я очень уважаю твое упорство, но я устал. Дайте мне немного отдохнуть и пожить спокойно.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Вечером Григорий долго говорил с Павлом и Николаем. Павел, окрыленный тем, что штурм Москвы удался, рвался к работе и вполне соглашался со всеми мыслями, высказываемыми Григорием относительно тактики борьбы в настоящих условиях.
— А как дела у мельника Мишки? — спросил Павел, прощаясь.
— Освободился! — с радостью вспомнил Григорий. — Так мы его до конца срока на станции и продержали. Вот вам еще пример: освободился свой надежный человек, а что ему можно поручить? — Григорий рассказал про гадание на бобах. — Придет время, такие ребята будут на вес золота, а пока штаб, штаб и штаб во что бы то ни стало, — закончил он.
Глава четырнадцатая
В ЕЛОХОВЕ
Павел по освобождении почти не бывал в церкви. В это время на весь город, вместо нескольких сот
