— Вот эту?
Я вздрогнул и отшатнулся. Вожак мальчишек, похожий на матадора, протянул палец к проигрывателю и вопросительно смотрел на меня.
— Как вы сюда попали? — спросил я, надев темные очки.
— Вы же сами позвали меня… вот я и перелез через забор.
— Как ваша фамилия?
— Жуков. — Парень был растерян. Я тоже.
— Хм. Странно. Более, чем странно. Очевидно, телепатия. Хотите быть моим помощником?
— Хочу! — сказал Жуков.
— Э-э, умеете ли вы, батенька, держать язык за зубами? — спросил я по-профессорски.
— Всегда могу.
Я коротко рассказал о своих планах, отметив про себя, что Жуков слушал с интересом и не хихикал.
— А теперь нажимайте кнопку! — Жуков нажал. — Увеличьте громкость… Ручка — слева. Так.
Музыка заиграла. Я подвинул проигрыватель поближе к гороху.
— А что дальше? — шепотом спросил Жуков.
Казалось, опыты захватили его больше, чем меня.
— Дальше! Мы не можем, к сожалению, наблюдать за процессами, происходящими сейчас в ядре клетки гороха. Вам скучно?
— Не то чтобы скучно… Но делать-то что-нибудь надо?
— Вы умеете размышлять?
Жуков смутился.
— Нужно учиться. Сколько вам лет?
— Тринадцать…
— Ого! А вы на голову выше меня. Даже на две. Так вот: ждать результатов скучно, но необходимо. Вы любите симфонии?
— Я все люблю слушать.
— А кибернетикой интересуетесь?
— Что это?
— Это, коллега, — высшее достижение человеческого разума. Я вас введу постепенно в курс дела.
— А я вас научу плавать.
Я отметил, что Жуков без всякого притворства разговаривает со мной, как со старшим, и что мой маленький рост нисколько этому не помешал. Это было приятно.
— Кстати, на время опытов, — сказал я, — нужно забыть обо всем. Об играх, и так далее. Иначе нельзя в науке.
— Это к лучшему, — обрадовался Жуков. — Хоть забудут и обо мне. К Сенашкиным залезли в огород, а виноват я. Свинье глаз подбили, опять я. Так она же Витьку первая укусила. Прямо домой неохота идти. Ругают день и ночь! А тут еще трактор…
— Ну, вот и хорошо. Пора стать человеком своего века. — Я достал тетрадку и ручку. — Сюда вы будете записывать свои наблюдения…
— А если ошибки?
— Это исправимо.
— А как вас звать?
— Зовите меня шефом, — сказал я. — Пойду рубить дрова.
Жуков кивнул и поставил пластинку.
13
Пока я колотил молотком по обуху, симфонии не было слышно, а когда складывал полешки, до меня доносилась тихая, тягучая и какая-то нудная музыка, мешая как следует настроиться на работу.
А Жуков, усевшись по-турецки, слушал ее, что-то записывал и изредка кидал в сторону забора комки земли.
«Каждому ученому, конечно, нужен помощник и ученик. Кто бы сейчас отгонял от забора мальчишек?»
Когда половина симфонии кончилась, Жуков перевернул пластинку на другую сторону и продолжал что-то записывать.
Перед концом симфонии Жуков встал, взмахнул травинкой, словно дирижировал, сказал: «Трам-пам- пам!» — и нажал кнопку.
Мы перенесли проигрыватель к джазовым грядкам. Я поставил пластинку «Вокруг света» и спросил у Жукова:
— Не надоело?
— Что вы! Я и не заметил, как время прошло. Почему она называется «Героической?»
— Наверно, так показалось композитору.
— Да-а! — тихо и с удивлением сказал Жуков.
Я пожал плечами.
Под джаз было веселее рубить дрова, и я колотил по обуху молотком и орудовал топором, двигаясь в ритме какого-то бразильского танца. Потом пошел посмотреть на горох, прослушавший симфонию.
«Мне она только мешала рубить дрова. А джаз не мешал. Наоборот, помогал. Наверно, поэтому в опытах ученых успешней вырос «джазовый» горох… Надо около каждого стебля вбить планки с делениями и еженедельно делать замеры…»
— Шеф! Шеф! — вдруг крикнул Жуков. — Сюда! Скорей! — Я подбежал к нему, перепрыгивая через грядки. — Смотрите! Как бы нам не попало!
Я залез на забор. Прямо на дороге, подняв тучи пыли, четыре пары танцевали под нашу музыку.
— Это — из десятого класса, — сказал Жуков.
— Включи погромче! — попросил один из танцующих.
— Обойдешься! — сказал Жуков.
— Включите, — сказал я, чтобы избежать нападения.
Тут фокстрот кончился и тоскливо заиграл аккордеон. Ребята пошли медленнее, а девчонки смешно полузакрыли глаза. Пыль немного улеглась.
— Тошно смотреть, — сказал я, — как они убивают время.
— Нам попадет за то, что отвлекаем их от работы, — сказал Жуков. — Вот идет Сенашкин. Снабжением и сбытом занимается. Это к нему в огород кто-то лазил.
Я увидел огромного человека, похожего на киноактера Бориса Андреева.
— Прекратить танцульки в рабочее время! — гаркнул он и, когда ребята и девчонки пустились бежать по дороге, подошел к нам и тряхнул забор так, что я чуть не сорвался с него, как шишка с ветки.
— Жуков? Опять хулиганишь и саботируешь? — загремел Сенашкин. — А ты кто таков?
У меня в ушах зашумело от его баса.
— Во-первых, не ты, а вы, а во-вторых, от вас пахнет водкой… — быстро сказал я.
— Что-о? — Сенашкин схватил меня за плечи, поднял над забором и рассматривал со злым удивлением, как Гулливер лилипута.
— Как из пивной бочки, — повторил я. — Сейчас же поставьте меня на место и идите в вытрезвитель!
Сенашкин испуганно оглянулся и поставил меня на место. Мимо нас шли колхозницы с тяпками на плечах.
— Если еще будете подбивать людей на танцы… разобью вдребезги всю музыку! — пригрозил он.
— Мы проводим опыты для сельского хозяйства и будем проводить их до конца. Танцевать, значит,
