Шурик не сдержался и ухмыльнулся. Балашов бросил на него быстрый неодобрительный взгляд.
– Понимаете, Константин... Мне жаль вас разочаровывать... – Виктор Алексеевич умело держал паузы. – В общем, так, идите в соседнюю комнату, побудьте там некоторое время... Там лежат документы. Тщательно просмотрите их, а потом побеседуем.
Оказавшись в одиночестве, Костя начал рассматривать бумаги, лежавшие на журнальном столике. С фотографии, подклеенной к первому листу, на Костю в упор смотрел... Георгий Константинович. Взгляд у него был незнакомый, волчий. Голые плечи украшены синими вытатуированными эполетами времен войны с Наполеоном. На груди также виднелись замысловатые татуировки. «Терентьев Георгий Константинович, – читал Костя, – 1947 г р., прозвище Маршал, четырежды судим – грабежи, вымогательства, бандитизм, разбойные нападения, побег из мест лишения свободы и сопротивление работникам МВД...» Костя, не дочитав до конца, отшвырнул лист в сторону и взялся за второй. «Голубев Станислав Андреевич, – со снимка весело улыбался Стас. – Прозвище Штурман. Разбои, бандитизм, телесные повреждения...» И этот документ Костя не стал дочитывать до конца. А вот третий... К третьему были подколоты две фотографии: на первой в компании двух жирных, волосатых дядей мило улыбалась светловолосая девушка, в которой Костя узнал Марину. Все трое на фотографии были совершенно голые, а улыбалась она этим мордатым уродам так же радостно, как и ему, Косте. Вторая фотография запечатлела Марину в сольном варианте: обнаженная девица приглашающе выставляла свою очаровательную задницу. «Никитина Марина Вячеславовна, 1976 г. р., валютная проститутка для элитарных клиентов, оплачивается...» Бумага выпала из Костиных рук. В ушах уже несколько минут звучал знакомый звон, пульсирующие красные круги, плывущие перед глазами, становились все ярче. Костя стремительно направился к двери, но она сама открылась, и перед ним возник полковник.
– Ну, теперь разобрались, молодой человек, в какую мерзость вас хотели втравить? – Балашов испытующе смотрел на Костю. Парень ему не нравился, похоже, бумаги произвели на него чересчур сильное впечатление, как бы не завелся раньше времени.
– Это все правда? – спросил Костя охрипшим голосом.
– Да, Костя, это так... – Виктор Алексеевич вновь заговорил голосом мудрого педагога. – Бандиты хотели использовать тебя для решения своих мерзких задач. Конкурента пытались твоими руками устранить. И в Новгород тебя Маршал послал совсем по другой надобности.
Костя опустил голову и закрыл ладонями лицо. Парня лихорадило, плечи его тряслись. «Переборщили! – подумал Балашов. – Ну ничего, отойдет...»
Костя сидел на заднем сиденье служебной машины. Он уже немного пришел в себя, но не мог понять, куда же его теперь везут. Похоже, окраина, недалеко от Окружной... Да, знакомая улица по дороге к особняку Штурмана, здесь они проезжали, когда его везли из больницы... Звон в ушах стих, но красные круги мерцали все сильнее.
– Так, парень, – обернулся к нему водитель. – Посиди минут пять, подожди... Я сейчас, быстро тут по одному делу... Только не уходи никуда!
– Сидит! – докладывал Балашову по мобильнику один из его бультерьеров. – Вроде спокоен, не дергается... Один в машине... Попыток покинуть ее не наблюдается...
– Хорошо. Начинайте! – отдал распоряжение Виктор Алексеевич.
Водитель действительно вернулся через пять минут. В руках он держал объемистую сумку. Бухнув ее на сиденье рядом с Костей, водитель отдышался, но садиться за руль не спешил.
– Парень! Еще минут десяток подожди... – переведя дух, попросил он. – Покарауль это хозяйство... – водитель показал глазами на сумку.
Косте было все равно. Ну привезут его... куда-нибудь. Ну и что? Мысли путались, затравленный зверь, прятавшийся у него где-то в глубине, лез наружу. Костя уже научился распознавать в себе это состояние, но о том, что надо сдержать себя, и не думал. Его уже втянуло в этот водоворот. Кого-то он убьет сегодня, и не одного... Кого? Руки сами тянулись к горлу этого полковника и его адъютанта, или как там его... но он опять вспомнил Грозный, там эфэсбэшная «Альфа» спасала его и ребят... И все же кого-то он убьет сегодня. Руки шарили вокруг. В бардачке пусто... Сумка... «молния» не застегнута, внутри под газетой что-то тяжелое...
– Полез в сумку. Надорвал сверток... Щупает... Оживился, оглянулся, ерзает... – раздавался в динамике голос наблюдателя. Балашов напрягся. Наступал решающий момент.
В Костины руки удобно лег укороченный десантный «АК». В мятой изорванной газете остались лежать четыре боекомплекта, штык-нож и граната-лимонка. За короткий боевой период своей жизни именно этими инструментами Константин Еремин овладел мастерски...
– Не торопится... Может, адрес забыл? – задал вопрос наблюдатель.
– Нет, насчет адреса я его несколько раз проверял... Парень наблюдательный! – уверенно ответил Балашов. – Сказал, что найти и показать этот чертов особняк сможет без проблем.
На некоторое время в радиоэфире повисла томительная тишина...
– Все! Поехал! – услышал наконец Балашов и облегченно вздохнул. Все-таки он был прекрасным психологом, парень действовал именно так, как и предполагал отставной полковник. Костя вырулил со двора и направился к Окружной. Перед ним была дорога к особняку Штурмана.
– Шурик, запускай Болтянского и поехали, здесь наши хлопоты закончились – убедившись, что Костя лег на курс, Балашов легко сбежал по ступенькам, сел в машину рядом с ожидавшим шофером и, дождавшись Сан Саныча, расположившегося на заднем сиденье пару минут спустя, коротко бросил: – В Шереметьево-два. – Их ждали новые «великие дела» – теперь уже за рубежом.
Сидя в «БMВ» с форсированным движком, Виктор Алексеевич подбивал бабки. Последние сутки были насыщены событиями настолько, что приходилось начинать новые операции, не закруглив как следует предыдущие, не зачистив все концы. Это было против правил, которые установил для себя и для своих подчиненных Балашов, но эти сутки были особые, требовалось провернуть кучу дел, и весь фокус был в том, чтобы провернуть их почти одновременно. Как будто удалось...
Не отрывая глаз от стремительно бегущей под колеса дороги, Балашов прокручивал в уме разговор с Аркадием Борисовичем, состоявшийся накануне поздно вечером.
– Виктор Алексеевич, почему ты еще здесь? Сам говорил, что общак уже весь ушел туда, – банкир ткнул большим пальцем в сторону Кремля, утонув в любимом антикварном кресле, одном из украшений его кабинета в уютной пятикомнатной квартире на Серафимовича, 2. – Когда его распатронят по всяким дырам, все, считай, поезд ушел, нам останутся воспоминания о напрасных хлопотах!
– Его уже распатронили. Это было необходимо сделать, вы, как финансист, сами должны понимать. Собирать его назад теперь придется нашими российскими способами, при помощи утюга и паяльника, а там это не так просто, как в родном отечестве. На чужом поле любая игра труднее, а такая особенно.
– Что же делать? Нам нужны эти деньги, как воздух, как сама жизнь, я же тебе говорил, страна на пороге кризиса, одним из первых падет наш банк, надо спасать положение любыми...
– Знаю, хватит причитать. – Романенко дозрел, с ним можно было не церемониться. – Здесь я дела завтра утром закруглю и днем вылетаю. Мои ребята, которые сидят там уже неделю, сообщили: у них все готово, оружие достали на месте, с клиентов глаз не спускают, подыскали три варианта укрытия. Начнем сразу, как прибуду на место.
– Да, да, надо сразу...
– Мне еще нужны наличные, тех не хватило. Тысяч триста, сейчас.
– Но где я возь...
– Без «но» и без «где». Я знаю где. Сказать? – Кивок в сторону антикварных напольных часов, за которыми скрывался врезанный в стену сейф. – Могу даже открыть, ключ при мне... – Виктор Алексеевич уже не скрывал, что считает себя хозяином положения. Банкир молча глядел на него расширенными от ужаса глазами.
– И еще, чтобы потом не возникало недоразумений, я их не люблю. Канадский банк останется под
Аркадий Борисович с трудом выбрался из кресла и на ватных ногах пошел к часам. Да, в деле, на
