– Слыхал, – законник вздохнул. – Ну и новости у тебя, Штурман. Еще что?
– Маршал! Ты что, не врубился? Никто из наших не замазан во вчерашнем взрыве, это исключено, я бы знал, а они, падлы, суки черные, на нас его свалили и сделали Тараса. Я повторяю, двух черных видели у его дверей. Это беспредел! Спускать такое нельзя, пацанов не удержать, я сам пойду...
– Вечером обсудим, не забудь: около шести вечера встречайте.
Отключив мобильник, Маршал постучал в окошко и отдал его ожидавшему куму.
Настроение было испорчено вконец. С авторитетом из Саратова Петром Тарасовым у Маршала были давние теплые отношения. Как-никак вместе мотали срок на крытке.[7] Два часа назад его не стало. Не стало и его девчонки – девятнадцатилетней фотомодели Татьяны. Полтора месяца назад они все вместе отмечали ее день рождения в ресторане «Клуб Т», на улице Красина. Девушка любила французскую кухню. Маршал надел футболку, улегся на нары. Да, быстро пролетели деньки в «санатории» – на воле предстоят трудные решения. Разбираться с отморозками, начавшими мочилово, и в то же время иметь за спиной стукача, возможно, из самых близких... Думай, Маршал, думай, маршалам нельзя ошибаться, как писал в своих мемуарах его великий тезка, важно разгадать замысел противника, овладеть стратегической инициативой и тактически грамотно расставить силы. Только кто же здесь противник, куда направить инициативу и кто среди своих противник?
Он пролежал примерно до часа дня, мысли лезли нехорошие, и все же решение не приходило, слишком многое оставалось неясным. Наконец накатила тревожная дремота, сказались две бессонные ночи.
– Георгий Константинович, – неожиданно услышал законник знакомый голос.
Открыв глаза, он увидел перед собой своих давнишних знакомых: начальника СИЗО, высокую, худощавую даму средних лет – следователя из ГУВД, и пожилого горбоносого адвоката.
– Георгий Константинович, – тон следовательши был официально-торжественный, – поскольку основной потерпевший отказался от своих показаний и находится сейчас под следствием по обвинению в целом ряде преступлений, а двое свидетелей покинули Россию в связи с переездом на постоянное место жительства в другое государство, уголовное дело против вас закрыто, и держать вас под стражей мы больше оснований не имеем.
У здания Бутырки Маршала встречали три иномарки. Возле них топталось все криминальное «политбюро»: Штурман – высокий лысеющий атлет с перебитым носом, Болт – один из бригадиров бандитской гвардии и некогда чемпион республики по толканию ядра, и «мозговой центр», он же третейский судья – воровской авторитет Серж-большой, на самом деле маленький, худенький армянин с большими печальными глазами.
Маршал вышел из главного здания тюрьмы вместе с адвокатом. Обменявшись приветствиями, генералы преступного мира быстро расселись по автомобилям и тронулись в путь. Близился вечер.
– А что менты? – спросил Маршал у Штурмана, внимательно выслушав его доклад о событиях прошедших дней.
– А ничего. – Штурман откупорил вставными зубами очередную банку пива и влил ее содержимое в свою пасть.
– Ментам такие дела на руку, – впервые за вечер взял слово Серж-большой. – Чужими руками нас мочат.
– Менты, конечно, падлы, – решил вставить свое мнение и Болт. – Но здесь дело явно другое – абреки взялись за нас! Простим им Тараса – всех поодиночке передавят и Москву под свой контроль возьмут. Давняя мечта «лаврушников»...
– Кто ж тогда ихнего авторитета с семьей взорвал? – Штурман активно дискутировал, прицеливаясь к очередной пивной банке. Никто не знал, сколько ему надо выпить, чтобы хоть немного захмелеть – пьяным его не видели ни разу.
– Сами и взорвали! – Болт был непреклонен. – Он, между прочим, уже отходил от их дел, в легальные коммерсанты намылился вслед за своим братцем. В общем, мое слово такое: Тараса не прощать.
– Все же неизвестно, кто его убил, – негромко произнес Серж-большой. – Хотя Болт, возможно, прав. Им нужен повод для крупномасштабной резни.
– С Казымом Бакинским мы в приятельских отношениях, – начал заключительную речь Маршал. – Он авторитетный, уважаемый человек. Я думаю встретиться с ним и поговорить. Считаю, войну вполне можно предотвратить. Или кто-то здесь жаждет крови? – Маршал обвел присутствующих ледяным взглядом.
– Мокрухи быть не должно! – процитировал Серж-большой одну из основных заповедей Георгия Константиновича.
– Война нам ни к чему, но и спускать такой беспредел мы не можем, надо разобраться, чьих это рук дело, и предъявить конкретно. – Штурман, поднявшись из-за стола, расправил мощные плечи.
– Подчиняюсь большинству! Против народа не пру! – Болт забычковал окурок в пепельнице и тоже встал.
– Теперь спать! Дел завтра невпроворот! – таким было последнее слово Маршала на 24-е число.
Лежа в постели, он слово за словом, эпизод за эпизодом прокручивал в уме все, что произошло за день. Кто? Кто ссучился? Пока что «базар» был только с самыми близкими, кому верил безоглядно, а теперь приходилось в каждом искать двойное дно, за каждым сегодняшним словом угадывать невысказанную мысль, в каждом взгляде и жесте ловить фальшь... Да что сегодняшняя встреча – надо перепахать все, что засело в памяти, вспомнить, что промелькнуло незамеченным, что царапнуло когда-то душу... Однако память не давала подсказок. Час ночи, два, три... Нет, все же, видать, Тунгус ошибся или что-то недопонял. Или Варлам напутал. В любом случае он, Маршал, ошибиться не имеет права. Надо проверять. И начать придется с тех, кто рядом, кого знал и кому верил многие годы.
Самым давним кентом был Серж-большой. Подозревать его Маршал просто не мог. Это все равно что подозревать себя, даже хуже. Сержа, который был старше его на несколько лет, Маршал держал за равного себе, в чем-то даже неосознанно признавая его превосходство. Кто же тогда? Штурман? Правая рука?
Несмотря на простецкую внешность быка для рукопашных разборок, Штурман был человеком неглупым, хитрым и опытным. Погоняло Штурман было не совсем погонялом, ибо еще лет восемь назад Станислав Николаевич Голубев действительно служил штурманом в гражданской авиации.
С самого рождения в нем была заложена патологическая предрасположенность к авантюрам, иногда бессмысленным и нелепым. В школе он быстро превратился в «одинокого волка», легко мог бы стать неформальным лидером, но к этому не стремился, «кодла» не признавал, на попытки вовлечь его в дела местных паханов открыто плевал и в нескольких жестоких стычках приучил держаться от себя подальше. Имея незаурядные психо-физические данные, Штурман не жалел времени на спорт, качал мышцы, быстро овладел запрещенным тогда карате и разрешенным дзюдо, но его не волновала спортивная карьера, жесткие этические рамки восточных единоборств раздражали его, его стихией был бой без правил, и Стас специально отбирал и отрабатывал самые жестокие, членовредительские приемы и был готов пустить в ход любые подручные средства, от кастета до обрезка водопроводной трубы.
После нескольких неудачных попыток взять его не уменьем, а числом и подлостью местная гопота усвоила, что для здоровья полезнее держаться от Стаса подальше.
Армейскую службу он оттрубил в аэродромной команде, своих авантюр не прекратил, причем ни разу не попался. Образ жизни пилотов, в те времена несомненной элиты среди остального совкового населения, ему понравился, и после дембеля Стас поступил в летную школу – туда его рекомендовала родная воинская часть.
В своем авиаотряде Стас Голубев слыл отличным спецом, надежным и хладнокровным мастером своего дела. Друзей среди коллег он не завел, в общении был резок, порой неприятен, и все же никто из окружающих и думать не мог, что в свободное от полетов и занятий сексом время (об этом следует рассказать особо) штурман первого класса Голубев осуществлял дерзкие разбойные нападения. В основном бомбил граждан состоятельных, преимущественно тружеников советской торговли. Поиск и разведку
