Нет, вот этого он еще не может себе позволить. Надо вставать и идти. Вилли знал, что через полчаса начнут невыносимо ныть все мышцы, и тогда он уже не сможет сделать ни шагу.
Надо встать и идти. Автомат он возьмет с собой, а эту сумку... Зачем ему теперь запасные рожки? Ну, пару можно прихватить... На всякий случай. А остальные... Перед тем как распроститься с сумкой, Вилли машинально заглянул внутрь – и увидел среди автоматных рожков гранату и бутылку коньяка. О, «Луи XIII». Надо же, эти воины Аллаха разбираются в напитках, не рекомендуемых их религией... Видимо, в Европе Аллах покладистее, чем на родине ислама. К тому же это – его любимая марка...
Вилли отвинтил пробку и припал к горлышку. Два... Три... Четыре глотка, не больше. Ну, еще один, самый последний. Все. Хватит, иначе он с новыми силами богатырски захрапит в этом кресле у березы...
– Шолом, дружище!
Вилли вздрогнул и поднял глаза. Перед ним возвышался Кроуфорд.
– Куда мы? – спросила Натаха.
– Просто едем, – ответил Телегин.
Возвращаться в город было нельзя. Касим наверняка уже им готовит в аэропорту «теплый прием». Их попросту расстреляют.
– Надо уходить к границе – с Югославией или Македонией, – произнес Телегин. – Лучше, конечно, к югославской. В Косово наши миротворцы, к утру будем там, если ничего не случится. – Телегин не страдал суеверностью, но все же скрестил пальцы и коснулся деревянной отделки приборной панели. Эх, если бы у них был спутниковый мобильник... Они давно связались бы с Навигатором, он подсказал бы, что делать. Но связи не было.
– Значит, едем в сторону Косова. Разберемся по указателям, – ответила Наташа.
– Значит, в сторону Косова, – повторил Телегин и бросил взгляд на приборную панель.
Косово откладывалось – бензина оставалось от силы километров на пять. Телегин еще сбросил скорость. Через несколько километров стрелка застыла на нуле. Телегин съехал на обочину и остановил машину.
– Надо искать бензин. Только что мы проехали указатель – где-то здесь должен быть поселок, – он спрыгнул на землю, хлопнув дверцей.
– Я пойду с тобой, – Наташа тронулась вслед. – Я знаю этот поселок, вчера днем я там была. Это там я экипировалась. – Натаха не без кокетства оглядела свои обтягивающие джинсы, еще совсем недавно такие голубые, а сейчас покрытые придорожной грязью, и забросила на плечо свою роскошную сумку. А что? Сумка как сумка. Бахрома и висящие лоскуты смотрятся как последний писк парижской моды. Правда, на пропитанной пылью блузке больше нет ни одной пуговицы, а куда девалась ее шикарная жилетка, одному богу известно. Но ничего, ночной дежурный на бензоколонке не удивится – туристкам иногда случается провести довольно бурную ночь на природе...
Они шли через дикорастущий нескошенный луг с травой чуть ли не по пояс. До поселка оставалось не более полукилометра, его огни уже хорошо были видны на фоне темного предутреннего неба. Сзади, на северо-востоке, небо уже начало светлеть – утро обещало быть ясным, прохладным, безветренным. По обеим сторонам дороги все чаще встречались темные группы каких-то строений, окруженные деревьями, – не то хутора, не то загородные коттеджи. Вот сейчас они проходили мимо одного из домов, расположенных совсем рядом с дорогой. Даже в предутреннем сумраке дом, окруженный могучими старыми дубами, издали выглядел весьма импозантно, но был явно покинут хозяевами в спешке или разграблен – двери распахнуты, стекла в окнах разбиты, штакетник смят – прямо через него с дороги вела к дому широкая колея, пробитая двухскатными колесами тяжелого грузовика. Подойдя ближе, они оба остановились, пораженные: прямо на газоне под громадным дубом стоял совершенно посторонний для приусадебной лужайки предмет – большое, видимо, старинное, но отлично сохранившееся пианино – черный лак, резной орнамент на передней стенке, фигурные бронзовые подсвечники... Его выволокли наружу, но не смогли втащить в грузовик и бросили на произвол судьбы, удовлетворившись менее габаритным добром.
Наташа подошла, подняла крышку, пробежала по клавишам.
– Надо же – почти не расстроено! – Ее вдруг неудержимо потянуло к инструменту, она бросила на траву сумку и заиграла... Заиграла какую-то неизвестную Телегину мелодию – что-то из французских фильмов шестидесятых или семидесятых годов. Телегин принес с веранды легкий плетеный стул, подставил Наташе, сам опустился прямо на траву. Задерживаться нельзя, но у него не хватило духу оттащить Наташку от инструмента, он чувствовал, что ей это необходимо – хоть на несколько минут погрузиться в эту простую, чарующую мелодию, волшебно созвучную странной обстановке заброшенного дома, встреченного чужестранцами посреди трудной, опасной дороги. Пусть душа немного оттает, очистится от мерзости последних дней.
Он не заметил, сколько прошло времени, не слышал шагов, его заставил вздрогнуть внезапно прозвучавший властный голос:
– Хей, подъем!
Вокруг стояли люди с оружием. Откуда они взялись? Телегин вскочил, всмотрелся в лица. Да, конечно, это люди Эмира. Наверняка те, кого Кемаль вызвал по рации час назад. Точно, бородач, который их окликнул, – это тот самый конвоир, которого они с Кроуфордом отключили утром в «кабинете» фельдшера.
– Вот это встреча, да?! – продолжил бывший конвоир. Его автомат почти упирался Телегину в живот.
– Бывает, – произнес в ответ Телегин, оглядываясь вокруг.
Наташа уже не играла. Двое боевиков рылись в ее сумке.
– Ну что там? – спросил «конвоир».
– Ничего, так, мелочь бабская, – послышалось в ответ.
Тюбики губной помады, сухие духи, дезодорант, пакеты с дамскими тряпками, полотенце, несессер с косметикой, всякими ножничками, щеточками и пилочками...
– Вот, значит, где вы оказались. А где Эмир? – автоматный ствол теперь глядел Телегину прямо в лицо.
Вячеслав готов был объяснить дорогу, но его недавний конвоир сам ответил на свой вопрос.
– Вы заманили его в засаду! Я говорил ему, что тебе нельзя доверять! – и он неожиданно резко ткнул Телегина стволом автомата в солнечное сплетение. – Эмир доверился тебе, и где он теперь?! – боевик замахнулся автоматом над головой согнувшегося Телегина.
– Не делайте этого, – послышался негромкий голос. Это заговорила Наташа.
– Что?! – повернул к ней голову «конвоир». – Может быть, ты расскажешь, что вы с ним сделали?
– Я знаю, что Эмир не простит, если ты тронешь нас, – ответила Наташа.
– Эмир мертв, – сказал один из боевиков, окруживших Телегина. Уже немолодой, лет пятидесяти. – Я только что дозвонился на его телефон. Со мной говорил Назим. Эмир убит, а сам Назим тяжело ранен... За ним поехали.
Наташа вспомнила, что Назимом звали того пацана, которому она бинтовала голову.
– Вот видишь, – произнес «конвоир». – Вы заманили Эмира в капкан! А сами сбежали! – кричал он Наташе. – Но на этот раз вам не уйти!
Она ждала окрика, удара, даже выстрела. Но он заговорил спокойно и как-то надорванно:
– Я слышал, как ты играешь, – он кивнул на открытую крышку фортепиано. – Играй еще. В честь Эмира. Он был нам как отец. Он даже вам был... как старший брат... Играй!
Наташа потрясенно смотрела на боевика. А ведь и вправду, он был им как старший брат. Он назвал ее сестрой тогда, давно, и повторил это, когда прощался. И погиб из-за них. Из-за этих дурацких патрончиков с дурацкой озерной водой и прибрежной грязью, из-за этой проклятой новой бомбы. Как все дико, как все переплелось и перепуталось...
Боевик не отрывал глаз от ее застывшего лица. Почему оно так изменилось? Что это – страх, раскаяние? Нет, не похоже... Не понимая, почему она медлит, бородач повернулся к Телегину и неожиданно дал
