«Шестое чувство! – мысленно восхитился Сафронов. – Вот чувствует Надя, когда кому-то плохо, и старается помочь... Бывают же еще такие девчата!»
– Я уверена, что ты скоро выйдешь, – произнесла она. – Вот, посмотри!
Она протянула ему целую пачку цветных фотографий. Почти на всех них была запечатлена девочка лет шести с большой остроухой собакой. Девочка то обнимала собаку, то плескалась с ней в речке, то надевала собаке на голову венок из ромашек. На нескольких фотографиях рядом была и Надя.
– Кто это? – спросил Сафронов.
– Это Аня, а это Джек, – ответила как ни в чем не бывало Надя.
«Дочь?!» – мысленно удивился Сафронов. О том, что у строгой, неприступной Иннокентьевны могут быть дети, он слышал впервые. Но решил больше вопросов не задавать. Когда выйдет, сам все увидит.
Когда выйдет...
Надо же – впервые за все время заключения в его сознании возникла эта фраза. Потому что ее произнесла Надя. Да, да, теперь Сафронов был уверен – выйдет. Раз его ждут, по-иному и быть не может.
Надя тем временем прижалась к Сафронову еще крепче, но так, точно не сама искала укрытие и защиту, а собой Сафронова заслоняла. Впрочем, сейчас такие сравнения были неуместны, у них оставалось еще несколько часов, их нельзя было терять на лишние размышления и разговоры.
Гуляла девочка с собакой... Первые строчки этого стихотворения поэта-фронтовика Ваншенкина точь-в-точь повторяли и Надино детство, и ее нынешнюю жизнь. В детстве, кроме собаки, других друзей-подруг у Нади не было. Не сдружились как-то, потому что Надя либо помогала родителям, у которых всегда находились для нее дела, либо пропадала в городе на юношеском стадионе. У зеркала, как другие девчонки, крутиться не любила. Что там в зеркале этом Надя могла увидеть? Оспинки на лице (переболела ветрянкой в пять лет), белесые ресницы, светло-серые маленькие глазки, обычно именуемые поросячьими, коротко подстриженные волосы. В отличие от девчонок-одноклассниц Надя никогда не слышала, что она красивая или хотя бы хорошенькая. Нет, было – пару раз хорошенькой некоторые добросердечные люди называли. Хорошенькими, впрочем, у добросердечных и кошки, и шавки облезлые бывают. Родители же лишний раз по голове не гладили. Как школу окончила, сразу пошло-поехало. Медицинское училище, специальные курсы, Афганистан... Там-то ее впервые и назвали по отчеству, а ей всего двадцать первый год шел. Так и звали с тех пор Иннокентьевной, по-семейному, можно сказать. Только вот у самой Нади семьи до недавнего времени не было. Друзей-подруг опять же... Нет, кое с кем сдружилась в ДРА. Но опять же – скорее приятельскими были те отношения. То ли она себя самой стеснялась, то ли от природы была не слишком коммуникабельна... Ну сходила один раз Надя на танцы. Точнее, на дискотеку в местном доме культуры. Приезжий вокально-инструментальный ансамбль исполнял песню с такими вот точными и близкими для Нади словами:
Ох, как нужно... Стояла Надя одна-одинешенька в нарядном, недавно купленном в городе платье и туфельках на каблуке, но никто к ней не подходил и даже не смотрел в ее сторону. А ансамбль продолжал, давя по самому больному:
Что верно, то верно. Не каждый. С тех пор на танцы Надя больше не ходила.
Они сами не заметили, как прошли часы их свидания. Усатый прапорщик постучал в дверь, затем открыл кормушку – окно, напомнил, что у них осталось не более двадцати минут...
– Я выйду! – только и произнес на прощание Сафронов. – Скоро, совсем скоро...
– Ну вот, ничего лишнего, – демонстрируя отдельные фрагменты видеозаписи свидания, произнес Флягерс, точно успокаивая таким образом самого себя.
– Эта баба просто-таки запрограммировала его на победу, – кивнул собеседник. – И ведь ничего особенного, а надо же... Он выйдет. Я даже не сомневаюсь. У него появился стимул, воля к жизни, к победе!
– Если он выиграет, я отдам его тебе, Петр Васильевич. – Флягерс кашлянул и продолжил: – Но если нет... Мне и в самом деле придется похоронить его на тюремном кладбище. Ахмед – серьезный боец, а у меня деловые связи с его родственниками.
– Все верно, Семен, – кивнул Лорд, поднимаясь со своего места. – Проигравшие мне не нужны.
Утром следующего дня подполковник Флягерс вызвал к себе Сафронова за десять минут до тренировки.
– Ты хорошо подготовлен, – без лишних предисловий начал Семен Семенович. – Через три дня тебе предстоит бой. Скажу все как есть, по-честному. Или ты погибнешь, или сможешь выйти из этих стен. Последнее обещаю. Как и первое... И твою смерть, и твою жизнь уже оплатили. Мне все равно, от кого получать деньги. Но я даю тебе право выбора, Сафронов. И ты сам выберешь одно из двух.
– Благодарю, – довольно дерзко, со злой иронией в голосе отозвался Сафронов, но Флягерс сделал вид, что не заметил этого.
– Последняя просьба, точнее, совет, – продолжил Семен Семенович. – Если ты сможешь одержать победу, то не добивай противника... Одним словом, можешь не убивать – не убивай. У этого Ахмеда, с которым ты будешь драться, очень влиятельные родственники. Если он погибнет, у меня возникнут некоторые осложнения. А если осложнения будут у меня, то в скором времени они появятся и у тебя... Ну, лишних вопросов задавать не будешь, верно?
– А Ахмеда насчет меня вы, Семен Семенович, тоже предупредите? – не удержался от вопроса Сафронов. – Чтобы, в свою очередь, и меня поберег?
– Насчет тебя... – Флягерс развел руками. – Тебя Ахмед может убить, говорю прямо. Ведь у тебя нет богатых влиятельных родственников.
– Спасибо за искренность, Семен Семенович.
Последующие дни Сафронов тренировался особенно ожесточенно. И не только в спортзале, но и в узком пространстве одиночной камеры.
И вот этот день и час пробили. Или Сафронов выйдет на волю (если, конечно же, Флягерс не обманул его), или... Нет, никакого «или» не может быть.
Противник ждал Сафронова в противоположном конце полукруглой, огороженной железными прутьями арены. Расслабленный, недобро усмехающийся, он в одно мгновение сделал лицо каменным и принял боевую стойку, характерную для мастеров традиционного карате-до. Сафронов сделал полшага навстречу, встал в классическую боксерскую позицию – правостороннюю собранную стойку. И тут из задних рядов послышался исступленный злобный вопль:
– Убей Полковника!
Часть третья
Россия. Начало двадцать первого века
Глава 1
– Я согласен. Говорите, что мне нужно сделать...
Сафронов сидел перед Лордом в невозмутимой расслабленной позе.
– Как я уже сказал тебе вчера, будешь заниматься своим привычным занятием. Разведка плюс спецмероприятия, – проговорил Петр Васильевич.
Начал Лорд тем не менее издалека:
– Один раз, Сафронов, мы уже сумели договориться. Никто никого не обманул. Это редкость по нынешнем временам. Согласись?
