выдаст, свинья не съест!
С этими словами Сафронов надел на голову каску, скинул плащ, повесил на шею автомат и закрепил за спину рюкзачный вертолет.
– Бог не выдаст, – второй раз произнес Сафронов, на сей раз исключительно самому себе.
Небольшая площадь-улочка перед театром НЭП была полна народу. В основном это были многочисленные телевизионщики с камерами и микрофонами, а также сотрудники милиции и служб безопасности. Ника Эдуардовна воспользовалась советом «вольного стрелка», и эсэсовские автоматчики прогуливались здесь же. Милиционеры опасливо дистанцировались от ряженых, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций. Некоторые фашистские офицеры прогуливались под ручку с барышнями, одетыми в костюмы девятнадцатого века. Огромные буквы «РевиZZор» зловеще высились над всем этим сюрреалистическим действием. Появление над крышей человека с пропеллером за спиной отнюдь не вызвало повышенного ажиотажа. Сафронов как ни в чем не бывало приземлился на крыше, снял рюкзак, убрал его в приличных размеров выемку под кровлей. Огляделся. На него пялились редкие зрители, некоторые телевизионщики ловили его в объективы своих камер. Закинув автомат за спину, Сафронов спустился по пожарной лестнице и двинулся по направлению ко входу в театр... Пройти по билету, которым, кстати говоря, любезно одарила Сафронова Ника Эдуардовна, было проще простого, но Сафронова могли остановить на контроле (мало ли что?), пронести оружие тоже было делом непростым. Не говоря уж о том, чтобы во время спектакля беспрепятственно передвигаться по залу, не вызвав при этом подозрений у шубинской охраны... В воздух взлетали все более и более причудливые фейерверки. По улице проскакала скоморошья толпа, помимо дудок и бубна, оснащенная саксофоном, издающим рыдающе-квакающие звуки. Сафронов неторопливо шел ко входу в театр. Его охраняла крупная представительная дама в милицейской форме. У нее были погоны с лейтенантскими звездочками и укороченный милицейский автомат через плечо. Дама-милиционер с пристрастием оглядела, просто-таки ощупала, Сафронова с ног до головы своими зоркими маленькими глазками.
– Зерр гут, фрау! – поприветствовал ее Сафронов, приложив при этом ладонь к козырьку каски.
Дама-милиционер в ответ лишь фыркнула, поправила на плече автомат и отвернулась от Сафронова. Тот, в свою очередь, сумел оценить ее впечатляющих размеров зад, обтянутый серо-синим сукном милицейской юбки. «Ее бы с такими данными да на сцену... В компанию к господам в цилиндрах и немецким оккупантам», – мысленно усмехнулся Сафронов. Он беспрепятственно прошел билетный контроль, столь же спокойно прошествовал в зрительный зал и присел отдохнуть на откидное место в четвертом ряду. Наручные часы показывали семнадцать часов пятьдесят три минуты. Через семь минут Федор Максимов должен был перейти к активным действиям.
– Без трех минут, – кивнув на свои немного спешащие часы, сообщил Михеич.
– Одной больше, одной меньше, – отозвался Ушаков.
– Начинаем! – отдал команду Федор.
Нетвердой походкой Михеич приблизился к микроавтобусу и постучал пальцем в тонированное стекло.
– Чего тебе, старый? – нелюбезно и угрожающе поинтересовались из распахнувшейся двери.
– На пиво, господа хорошие, подкиньте деньжат! – попросил Михеич бодрым голосом.
– Пошел отсюда, пока жив! – прозвучало в ответ.
И в этот самый момент, пока дверь не успела запахнуться, Максимов выстрелил в нее из специального арбалета. Стрела, на конце которой была небольшая граната нелетального свойства, но со слезоточивым газом, вошла точно в салон. Здоровенный громила выскочил из автобуса, но Михеич сумел встретить его грамотным тычком под кадык. Федор подскочил с другой стороны, сжимая в руках пистолет «Иж».
– На асфальт, гниды! – прорычал он.
Двое остальных, кашляя и матерясь, немедленно вывалились из салона.
Четвертый, тот, что прохаживался рядом с Надиным крыльцом, успел отпрыгнуть в кусты и выхватить пистолет. Но в ту же секунду кисть его руки была взята на излом, сам он получил сильный удар в корпус, по печени, тут же в небритый подбородок и, наконец, финальный, отключающий, под ухо.
– Здорово, Матрас, – услышал боевик, когда пришел в себя после болезненного удара по затылку.
Перед ним сидел человек, которого Матрас знал как матерого и упертого мента по прозвищу Адмирал. Его появление означало, что Матрас отбегался.
Между тем на улицу перед Надиным домом въехали сразу три милицейские машины. Из двух выбрались сослуживцы Ушакова по СОБРу, из третьей – оперативники и следователь в штатском. Ушаков связался с ними полчаса назад, сообщив, что случайно встретил в Подмосковье находившегося в федеральном розыске убийцу.
– Взял по приметам, – кивнув на сгорбившегося, покорно давшего заковать себя в наручники Матраса, пояснил Ушаков коллегам. – А вот с этими надо разобраться, судя по всему, Матрасовы подельники, – кивнул Адмирал на тех троих, что лежали рядом с «Газелью». – Видимо, они собирались ограбить вот этот частный дом, – кивнул Ушаков в сторону Надиного крыльца. – Поэтому пришлось действовать на свой страх и риск.
– Здравствуйте, Надя, – улыбнувшись, сказал удивленной женщине Максимов, появившийся на пороге ее прихожей. – Мы тут у вас погостим часика два, уж не гоните.
– Вас прогонишь, – только и произнесла Надежда. – Чай, кофе будете?
Большая, похожая на кавказскую овчарку собака подняла было голову, но женщина успокоила ее одним движением руки. А девочка лет шести по имени Анечка увлеченно играла с куклами в соседней комнате и даже не заметила пришедших гостей.
– Новые методы хозяйствования, тут уж ничего не попишешь. Этого не понимал покойный полковник Бондарев, поэтому его не особенно жалко, – произнес Степан Митрофанович Уткин, оглядывая зрительный зал с высоты ВИП-ложи.
– Да, а ведь скоро круглая дата с того момента, как мы, Степан Митрофанович, на эти новые методы хозяйствования перешли, – заметил, в свою очередь, Шубин.
– Непременно отметим, – кивнул Уткин. – Что с Лордом?
– Его дни сочтены. Партия, с которой он собрался баллотироваться в Думу, по последним опросам, не наберет и двух процентов. Ну а после формирования новой думы он потеряет статус, потом общественный интерес... И исчезнет.
– Совсем? – переспросил Степан Митрофанович.
– Совсем.
Уткин обернулся, одарил улыбкой вернувшихся из буфета молодых жен. Собственную и шубинскую. Разница в возрасте была между ними лет в тридцать, как минимум. Обе супруги иногда позволяли себе кокетничать с молодыми охранниками, которые сейчас остались в коридоре за дверями ложи. Повышенные меры предосторожности были в эти дни нелишними. Пока Лорд был жив, можно было ожидать любой гадости... Уткин хотел было что-то сказать своей даме сердца, но в этот момент прозвенел третий звонок, и свет в зрительном зале стал потихоньку гаснуть...
Не прошло и минуты, как на сцену упал занавес. Упал в самом прямом смысле слова, точно тряпка с бельевой веревки, чуть не накрыв собой первые ряды.
Начала спектакля Сафронов не видел, лишь услышал немелодичное шумовое вступление, которое тем не менее было вживую сыграно оркестром. Роберт Сергеевич в это самое время находился в компании двух бородатых доисторических людей, облаченных в звериные шкуры.
– Сколько длится первое действие? – уточнил Сафронов у одного из них, кивнув на часы.
– Час десять, – ответил доисторический бородач.
Бородач-статист не видел прежде Сафронова, а Сафронов, разумеется, бородача. Но сейчас на это никто не обращал внимания. Массовка Ники Эдуардовны была столь многочисленной, что фашисты, господа во фраках и цилиндрах и доисторические троглодиты вряд ли помнили друг друга в лицо, тем более в гриме. Это были не актеры из театральной труппы, а просто набранные в актерских агентствах статисты, способные изображать колоритных персонажей из прошлого, будущего и настоящего. Это все Сафронов учел в своем плане. Поднявшись на ноги, он осторожно заглянул в зрительный зал. На сцене звучали реплики, лишь отдаленно напоминавшие пьесу Николая Васильевича Гоголя. По проходу между рядами периодически проносились то господа во фраках, то маршировали фашисты. Ника Эдуардовна отчасти стянула некоторые
