оглянулся. Двое из преследователей мчались теперь как раз за нами. Один седок, изогнувшись, высунулся из-за напарника, и азартно палил из пистолета прямо в заднее стекло. Орас ударил по тормозам. Меня рвануло вперед, а Кентис скатился с сиденья. Сзади что-то грохнулось на капот. Потом загромыхало по крыше… И… машина уже вновь рвалась вперед.
— Андрей, ведь ты их убиваешь.
— Пока еще нет… — отозвался он. — Для смерти слишком мало энергопатии.
Я втащила Кентиса назад на сиденье — не знаю, откуда и сила нашлась. Тут Орас вновь свернул…
— О, черт! — заорал он.
Мы очутились в тупике, хотя, насколько я помнила, совсем недавно здесь был проезд на соседнюю улицу. Прямо на нас летели стальные ворота. Бронированный нос «Мерса» снес их, и мы влетели в замкнутый с трех сторон пятиэтажками двор. Мотор тут же заглох. Я оглянулась, ожидая, что фриволеры наскочат сзади, как псы. Но… Вместо этого, заложив крутой вираж, они развернулись и помчались назад, будто перед ними по-прежнему непреодолимой преградой возвышались стальные ворота.
— Они испугались! — удивленно воскликнула я.
— Похоже на то, — отозвался Орас.
— Неужели все кончено? — спросила я, сама в это не веря.
— Еще нет.
Мы выбрались из машины. Неожиданно вспыхнули два прожектора. Их белые лучи принялись ощупывать двор, будто два пальца неведомого великана пытались схватить добычу. Я огляделась. Вокруг нас буквой «П» расположились три пятиэтажных зданиях. Если когда-то меж ними и были проезды, то их заложили кирпичами. Теперь эти три дома скорее напоминали крепостную стену. Впечатление еще больше усиливал кирпичный трехметровый забор, отговаривающий обширный двор от улицы. Железные ворота, снесенные «танком» Ораса, валялись на земле. Замок, настоящий замок. Все окна в решетках, в подъездах — стальные двери. Ну и где же владетельный лорд? Почему не спешит встречать ночных гостей?
— Эй, тут кто-нибудь есть?! — крикнула я.
Лучи прожектора наконец нащупали нас и сошлись в одной точке — два белых пятна легли одно на другое.
— Нам нужна помощь. Здесь раненый!
— Это еще не повод, чтобы взламывать чужие ворота, — отвечал не слишком дружелюбный голос.
Я заслонилась рукой от света прожектора, пытаясь разглядеть говорящего. Неужели?..
— Пашка? — воскликнула я скорее вопросительно — его голос переменился. Прежде бесцветный, теперь он звучал уверенно и дерзко.
— Сестричка! Какая встреча. А ты наверняка думала, что все еще пребываю на нарах?
— Нет… Слышала, тебя отпустили.
— Приятно, когда сестра интересуется судьбой брата. Только почему-то забывает прийти к нему в кутузку и принести пару чистого белья и десяток сваренных вкрутую яиц. Неужели забыла, как я обожаю сваренные вкрутую яйца?
— Нет, я помню.
— Рад, что хотя бы это ты помнишь.
Не дожидаясь моего ответа, он поворотился к Андрею.
— А, господин Орас, вот мы и встретились. Рад, очень рад. Явились нанять комнатенку? Увы, опоздали. Все конурки уже заселены. Придется обождать.
К Пашке подошли трое здоровенных парней и встали у него за спиной.
— Кто это? — спросил один из них хмуро.
— Сестра моя, Ева. Так торопилась в гости к брату, что снесла ворота. Но ничего, с нею прибыл господин Орас — он заплатит. Такие дела для него святы… Кстати, а почему именно Орас. Где же Кентис- Ментис? Неужели его нет где-нибудь подле?
Я не видела Пашкиного лица, но была уверена, что сейчас он глумливо ухмыляется.
— Кентис в машине, он ранен, — сказал Орас. — Нам нужно в больницу…
— Больница обождет. В крайнем случае, у нас найдется, кому оказать первую помощь.
Пашка бесцеремонно распахнул дверцу и заглянул внутрь.
— Что?! — взревел он. — Фриволер? Я поклялся своим людям, что ни один фриволер не переступит порог этого дома.
— Это Кентис… А куртка — всего лишь маскарад… — начала было я.
— Заткнись! — заорал Пашка. — Такие, как ты, своей сопливой жалостью сгубили всё на свете.
— Слушай, Пашка…
— Господин Нартов! Изволь так меня называть! — оборвал меня братец. — Обыскать их, живо. И в каталажку. Всех троих.
Пальцы одного их охранников живо ощупали мои карманы, не забыв для порядку задержаться на ягодицах. Я лягнула его ногой. Он зашипел злобно, но руки убрал.
— В чем дело? — спросил Нартов. — Что-нибудь нашел?
— Ничего.
— Вот и хорошо. Помни, что это моя сестра… А у этого типа что-нибудь есть?
— Две пушки забрал, — объявил тот с гордостью.
— Отлично. В каталажку. До утра.
Он бесцеремонно схватил Кентиса за руку и выволок бесчувственное тело на асфальт.
— Я так и знал, что он пойдет к фриволерам, мразь! — Павел с наслаждением пнул лежащего.
Верно, ударил бы и второй раз, если бы Орас не толкнул его в бок. Павел отлетел в сторону и едва удержался на ногах. Один из его жлобов саданул Ораса по шее, и Андрей рухнул на колени. После второго удара он растянулся на мостовой земле рядом с Кентисом. Охранник бил с наслаждением, его кулаки выбивали из спины глухой низкий звук, будто тело было создано, как барабан, для ударов.
— Палач! — заорала я.
— Помолчи, Ева, — приказал Нартов. — На твои вопли я давно не обращаю внимания. И послушайтесь моего совета. Не вздумайте со своим обожаемым Орасом защищать фриволеров. Я объявил им войну. И я их уничтожу. Рано или поздно. Но скорее даже рано. Потому что этого все хотят. Все. Ты понимаешь смысл этого слова?
— Но они же люди… — пробормотала я.
— Они преступники и извращенцы. И они сдохнут. Как сдохли мартинарии. Не я, моя дорогая Ева, надел на твоего обожаемого Кентиса белую куртку. Этот двор и эти дома, — он воистину царственным жестом обвел очерченный кирпичными стенами прямоугольник, — чистое место. Я вывел здесь заразу. И люди боготворят меня. Пока у меня только этот двор. Но шаг за шагом я расширю эту чистую зону. Через неделю у меня будет целый квартал. Квартал Павла Нартова. А к весне — весь город. Самые лучшие, самые чистые люди собрались вокруг меня. Чтобы бороться с нечистью. Когда эта мерзость кончится, им поставят памятник на Звездной.
Меня замутило. Каждое его слово было, как плевок в лицо.
— Только учти — тебя с Орасом я к себе в город жить не пущу. Вы украли у меня то, что мне причиталось по праву. Я должен был стать мэром. Но это местечко приглянулось нашему обожаемому кормильцу. Вы принялись строчить на меня доносы. По вашему наущению меня бросили в тюрьму. Я бы мог вас раздавить как слизняков, но я обожду.
Пока он произносил свой грандиозный монолог — как мне показалось, много раз до этого репетируемый про себя и теперь наконец-то прозвучавший перед долгожданной публикой — Орас поднялся, держась за бок. Я чувствовала, как ему больно, не в переносном, а в смысле самом прямом. Он бы мог хлестнуть своей энергопатией, как пощечиной, по лицу. Как проделал это с Карной и Желей. Но сдержался. Противников было слишком много. Одна его боль не могла со всеми ними сладить.
— Послушайте… господин Нартов… — проговорил Орас, и как он ни старался, в его обращении прозвучала некоторая доля презрения. — Если Кентиса не отправить в больницу, он умрет.
— Ну и пусть подыхает. Не жалко… Как и вас всех… Мои люди — святые. А вы — дрянь. Жаль, что вы
