оригинальные, яркие произведения. Зато высоко ценились подписи под телеграммами в поддержку «референдумов» Садата, или приветствия президенту после возвращения его из поездок за границу, или восторженные оценки его литературных упражнений. В официальных органах информации, в газетах, на радио и телевидении стали формировать тип эрзац-писателей, левантийцев по духу и художественным приемам, чтобы заменить ими тех, кто творил в 60-е годы. Именно им, левантийцам, предоставлялись и телевизионное время, и страницы газет и журналов. Их обливали елеем и осыпали премиями. «Возможно, им создавали популярность, возможно, их узнавали на улице, однако они не превращались в писателей, они не становились работниками культуры, — говорил Аль-Гитани. — Подлинного писателя нельзя создать президентским декретом. Талант — дар божий, и он не рождается в пробирках или телевизионных трубках».
У египетской литературы и искусства стало как бы два лица: официальное лицо ущербной бездари, служащей режиму, и лицо талантливых художников, которые продолжали работать в таких невыносимых условиях, каких давно не знала египетская культура. Некоторые из них уехали из страны, некоторые остались, но замолчали как писатели навсегда. Творить продолжала лишь горстка. В 1979 году состоялась конференция молодых писателей в Заказике. В ней участвовали почти пятьсот человек. Это было как раз поколение Аль-Гитани. Из этих пятисот в литературе осталось меньше пяти. Тех, кого не сумел задавить режим, обволакивали вниманием, развращали деньгами. За слезливые многосерийные мелодрамы для телевидения платили бешеные гонорары. Оптом и в розницу египетских литераторов покупали газеты, радио, телевидение нефтяных княжеств. Шла массовая эмиграция египетских умов, включая творческую интеллигенцию, врачей, инженеров, не говоря о квалифицированных и неквалифицированных рабочих, обескровившая Египет.
Поколению шестидесятых не повезло. Но судьба поколения семидесятых была еще хуже. Аль-Гитани и его товарищи прошли через школу взыскательной критики и высоких литературных требований. Поколение писателей семидесятых формировалось в климате, когда исчезли серьезность, уважение к таланту и все превратилось в разменную монету. Не преданность родине, национальной культуре; а преданность режиму определяла «творческий» успех и официальное признание. Честные молодые писатели не находили издателя, а если находили, их произведения публиковались мизерными Тиражами или замалчивались. Они старели, не прожив творческой молодости, не достигнув зрелости, истощали силы, не находя им применения.
После прихода к власти президента Мубарака были сделаны попытки возродить серьезные журналы. У молодых писателей появились кое-какие трибуны. Но не слишком ли подорваны силы? Может ли быстро возродиться египетская культура, пробиваясь через ту узкую щель, которая ей открылась? — с горечью спрашивали египетские писатели.
Аль-Гитани был среди тех, кто победил гонения со стороны «ущербной бездари», кто выжил в атмосфере реакции, кто поднялся на такую высоту, что стал недоступен для цепных псов режима.
Гамаль аль-Гитани родился 9 мая 1945 года, в день, когда закончилась вторая мировая война в Европе. Событие, казалось бы, бесконечно далекое от тихой деревушки провинции Сохаг в Верхнем Египте, где он появился на свет в семье мелкого чиновника. Но отзвук тех событий придет в Египет насеровской революцией и наложит отпечаток на творчество будущего писателя.
Его детство прошло в старом Каире, где сохранились памятники мамлюкской старины, где он рано стал ощущать связь времен и куда он поместит многих героев своих произведений.
В его семье не было увлечения литературой. Но с раннего возраста Гамаль начал самостоятельно читать, проглатывая книгу за книгой. Он посещал букинистов рядом с мусульманским университетом Аль- Азхар. Там, в тиши лавок или прямо на улице, он проводил часы, роясь в грудах макулатуры, среди которой нет-нет да и блеснет подлинная жемчужина. Там будущий писатель засиживался, дочитывая последние страницы при свете керосиновых фонарей, или за небольшую плату брал книжки взаймы у букинистов и уносил их домой на ночь.
Повзрослев, он стал постоянным читателем Национальной библиотеки. В мою бытность студентом Каирского университета я часто ходил в эту библиотеку и помню ее старое здание, большие, немного пыльные залы, куда доносился шум автомобилей и протяжные крики бродячих торговцев. Я посещал библиотеку в одно время с Аль-Гитани, естественно, не догадываясь о его будущем предназначении. В ту пору, прочитав русских и советских классиков — Толстого, Чехова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Горького, Фадеева, — Аль-Гитани поставил их в ряд своих учителей. Одновременно он окунулся в море современной арабской литературы, выделив прежде всего Нагиба Махфуза.
Свое общее образование он продолжал, читая западных философов и психологов, персидских поэтов, арабских путешественников. Но чем более зрелым он становился, тем больше углублялся в историю своей страны, в особенности ее общественной жизни, ее культуры, религии, в историю улиц, кварталов, мечетей. Для него открытием стали великие египетские летописцы средних веков.
Таким образом, его литературные взгляды формировались на основе двух источников: мировой и арабской классики и арабской истории. Эти два потока в его душе и в его творчестве позднее слились и помогли рождению нового египетского романа.
В 1959 году в возрасте четырнадцати лет он написал свой первый рассказ и с тех пор трудится, не давая себе передышки, считая, что литература — его жизнь, его судьба, его призвание. Некоторое время он печатал свои рассказы и повести в газетах и журналах Египта и других арабских стран, особенно не выделяясь среди своих собратьев по перу из поколения 60-х годов.
Литература в первые годы его не кормила. Хлеб насущный он стал добывать, закончив в 1962 году школу прикладного искусства, в которой овладел мастерством подготовки эскизов для восточных ковров. Может быть, искусство художника по коврам, умение создавать переплетения затейливых узоров, монтаж красок и линий косвенно сказались на будущей форме его рассказов, повестей, романов. В 1966 году его арестовали и приговорили к шести месяцам заключения за политическую деятельность. Выйдя из тюрьмы, он занял пост инспектора по древним памятникам района Хан аль-Халили.
Первым его серьезным опытом в литературе стал сборник новелл «Записки юноши, жившего тысячу лет назад», опубликованный в 1969 году. Книга вызвала большой интерес и была доброжелательно встречена и читателями, и критикой. В тот момент газету «Ахбар аль-Яум» («Новости дня») возглавлял видный литератор Махмуд Амин аль-Алим, человек левых взглядов и взыскательных литературных вкусов. Он предложил молодому писателю работать репортером в газете. Аль-Гитани был военным корреспондентом на египетско-израильском фронте, готовил репортажи об ирано-иракской войне, побывал в Западной Сахаре, освещал гражданскую войну в Бейруте, много писал на египетские темы. В начале 70-х годов направление газеты резко изменилось: ее возглавили прямые американские агенты — братья Амины, сделавшие ее рупором садатовского курса и режима «инфитаха». Слово «агенты» — не преувеличение. При Насере было доказано, что они получали деньги от американской разведки в качестве платы за свои услуги. Лишь военная тематика репортажей Аль-Гитани спасла его от изгнания из газеты, в которой он работает до сегодняшнего дня.
Несмотря на левые настроения писателя, власти не могли больше игнорировать его творчество, к в 1980 году он получил государственную премию как лучший романист Египта. Сейчас Аль-Гитани в большей степени представляет литературу Египта, чем старшие поколения писателей от Тауфика аль-Хакима до Юсуфа Идриса.
Почти все его произведения многократно переиздавались и переводились на разные языки мира. Но сфера его литературных и научных интересов гораздо шире, чем художественная литература. Он увлекся исламской архитектурой и опубликовал множество статей и исследований о каирских мечетях, домах, памятниках, затем собрал их в книгах «Черты Каира за тысячу лет» (1983) и «Улицы Каира» (1984). Он писал о мусульманских памятниках Марокко, Судана, Ирака и Сирии, Турции и Венгрии и серьезные статьи по истории мусульманского Египта. На его счету также две книги репортажей.
Он, пожалуй, самый яркий представитель авангардистского направления, которое возвращает арабский роман к национальным корням. «Из национального наследия я начал извлекать новые формы для литературного выражения, — пишет Аль-Гитани. — Во мне постоянно жило стремление преодолеть форму романа, которую я знал раньше. Другими словами, я хотел избавиться от давления классиков, найти самого себя». Аль-Гитани стремится осовременить арабское наследие, в том числе и египетское народное наследие. Он возрождает в своих работах черты устного творчества народа, использует исторические
