Непокорностью ты похвалялся пред ним, Не боялся того, кто, неслышим, незрим, Счет ведет недостойным поступкам твоим. Милость господа ты отвергал столько раз, Словно рухлядь, отбрасывал божий приказ! Не дрожал ты, услышав божественный глас, И греховный огонь в тебе долго не гас. Как безумный, ты низким страстям потакал, Ты к обману привык и бессовестно лгал, Обещанья Аллаху ты щедро давал, Только слова ни разу, увы, не сдержал. Так надень покаяния платье скорей И горючие слезы потоком пролей — Пока ты не дошел до конца своих дней, Пока тлеет огонь бренной жизни твоей! Перед богом склонись, признаваясь в грехах, Ведь прибежище грешного — только Аллах. Страсти прежние вытеснит праведный страх. Твой надежный советчик в делах и словах. О, доколе ты будешь сбиваться с пути?! Оглянись! Сколько лет ты успел провести, Не пытаясь заблудшую душу спасти, Чтобы милость Аллаха навек обрести. Иль не видишь — подкралась к тебе седина, В волосах прочертила дороги она, А когда покрывает висок белизна — Впереди уже близко могила видна. Ты постыдных желаний, душа, сторонись, Быть покорной Аллаху упорно стремись, Будь правдивой и добрых советов держись, О своей чистоте неустанно пекись. В жизни предков себе поученье найди, Мысли мудрые их наизусть затверди И внезапной кончины безропотно жди, Страх пред нею храня постоянно в груди. Без оглядки ты двигайся правым путем. Помни: к смерти мы быстро по жизни идем И пристанище завтра себе обретем В доме темном, глубоком, холодном, пустом. Да, ужасен могилы безвыходный плен, Той обители мрачной, где царствует тлен. Это келья в три локтя без окон, без стен. И великий и малый — там каждый презрен. Чередой непрерывною люди идут К этим кельям унылым, что каждого ждут. Здесь находят они свой последний приют, Но с собою сюда ничего не возьмут. Все равно, будь ты глуп или будь ты умен, Неимущ иль богатством, как царь, наделен, Ты от участи этой не будешь спасен: Час настанет — ты будешь в земле погребен, А потом, в День тяжелый, толпой поведут Всех усопших к Аллаху, вершащему суд, И слуга и хозяин окажутся тут, И владыка и раб — все по зову придут. И того, кто всю жизнь в божьем страхе живет, В Судный день награжденье великое ждет: Ведь ему не грозит за проступки расчет — В сад блаженства в тот день он по праву войдет. Но потерпит урон, кто людей угнетал, Справедливость топтал и добро попирал Или ради корысти войну разжигал, — О расплате не думал, расчета не ждал. О Аллах, упованья к тебе возношу, У тебя одного я защиты прошу. С содроганьем на прежнюю жизнь я гляжу — И сурово себя за ошибки сужу. Пожалей, о господь мой, раба своего! Согрешил он, но чтит он тебя одного, Слезы льет он потоком — прости ты его! Милосердней тебя в мире нет никого! Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:
— Абу Зейд тихим голосом стихи читал, вздохами тяжкими каждую строчку сопровождал — и я с ним заплакал от сочувствия и умиления, как оплакивал раньше его прегрешения. Пошел он в мечеть, а омовением послужило ему ночное бдение. И я к молитве пошел вслед за ним. И молился, как все: за имамом своим.
А когда стала паства расходиться, пастырь, как и вчера, продолжал усердно молиться. При этом он то стонал, как мать, потерявшая всех детей, то рыдал, как Якуб[373], у которого нет о сыне вестей. Тут стало мне ясно, что слухи о праведности его не напрасны, что Абу Зейд уединения ищет. И я решил, что старец не взыщет, если я оставлю его, молящегося, одного.
Но он словно мысли мои прочитал и намерение тайное разгадал. Глубоко вздохнув, он взгляд на меня перевел и слова из Корана мне привел:
— Если решился, за дело берись — и на Аллаха положись…
Так я убедился, что не зря утверждают, будто праведники скрытое постигают. Попросил я у старца благословения и промолвил в смирении:
— О наставник, дай мне совет: как мне дальше идти по склону лет?
Абу Зейд ответил:
— Всегда помни о смерти в конце пути, а теперь прощай: нам с тобою по разным дорогам идти…
Слезы из глаз моих побежали, а вздохи ключицы мои вздымали.
Так мы расстались — и больше друг с другом никогда не видались.
Перевод В. Борисова
Примечания к макамам 1, 3, 5, 7, 8, 10—15, 19—21, 23, 25, 29, 30, 34, 35, 38—41, 43, 45—47 составлены А. А. Долининой; к макамам 2, 4, 6, 9, 18, 27, 31, 37, 48—50 — В. М. Борисовым.
