друзьями можно порисоваться – мол, мой ребенок в школе олимпийского резерва учится, и перед самим собой не так стыдно! Круто ведь, ребенок – будущий чемпион!
Кстати, насчет выходных, которые по правилам считались обязательными днями отдыха. Ага! А как же страна без будущих олимпийцев, отдыхающих по выходным? Что-то из серии: а если завтра война, а мы не подготовившись?
За любой проступок, за любой сбой в результатах, за любое выкладывание не в полную силу на тренировках ребенка оставляли в интернате и гоняли все выходные на внеплановых тренировках. В общем, мало кто посещал дом родной, только те, кто приспосабливались или умели подлизаться к тренерам. Таких тоже хватало.
Аглаю невзлюбили с первого дня ее поступления в школу. Хотя «невзлюбили» – это не совсем верное определение. Она полностью и напрочь выпадала из системы – сверстники просто не знали, как к ней относиться: изничтожить, как всякого непохожего на них, игнорировать или дружить-предружить? И на то имелись веские причины.
Ну, во-первых, имя – это Аглая проходила и в садике, и в школе: за имя ее третировали разнообразно, но без особого усердия, ограничиваясь вариациями от глупых прозвищ до неприличных вариантов, заканчивалось это, как правило, быстро и без душевных терзаний с ее стороны.
А вот во-вторых, на нее позападали все мальчики. Хотя на что там было западать?! Худая, длинная, без намека на грудь, ноги, как у Бемби, – больше, чем все остальное тело. А вот проблески будущей девичьей красы имелись в прямом смысле на лице – его чуть удлиненный овал украшали огромные, какие-то нереальные серо-голубые глазищи в обрамлении черных загнутых ресниц, пухлые губы, брови такими соболиными дугами и копна непослушных блондинистых, оттенка липового меда волос, – пожалуй, и все, что могла предъявить к мужскому интересу Аглая Стрельникова в свои девять лет.
Хватило. И для влюбленности мальчиков, и для ненависти девочек.
Еще один подпункт – большинство из ребят находились в интернате с первого класса, а Глаша пришла сюда в девять лет, в третьем классе, тоже выделилась, считай!
И все бы ничего: и разобрались бы, и дружили, замирившись, но имелся пункт третий – основной и главенствующий. Все эти дети, «выплюнутые» родителями в интернат, жили одним знанием: занимайся, давай рекорды – и будет тебе счастье! И родители, и учителя затачивали их на одну цель – становись чемпионом! Они жили с осознанием, что все в этой жизни зависит только от них – будущее, известность, деньги, все блага мира! Эти дети до конца не понимали, что именно зависит там от них, но знали, как «Отче наш», что надо выкладываться каждый день на пределе своих возможностей и сил, и тогда их похвалят тренеры, и, может, родители наконец увидят, какие они правильные и замечательные, и заберут назад домой.
Но главное – надо стараться-престараться и выкладываться до обмороков, до потери сознания каждый день на этих гребаных тренировках! Вот-вот, это и был основной пункт претензий к Аглае Стрельниковой сообщества спортивно одаренных детей!
– Мы же чуть не дохли на своих тренировках! – пояснял ей ровным, каким-то отстраненным голосом Коля, глядя куда-то вдаль, а может, и в себя, в то обидное детское прошлое. – Мы выкладывались каждый день по полной, безнадежно ожидая, что оценят, примут, домой вернут. А тебе все это было по фаренгейту! Ты на самом деле, Стрелка, была богом одаренная спортсменка, и тренировалась так, между мыслями своими, в полноги, и рекорды ставила, и в соревнованиях побеждала, и все нормативы сдавала между делом! Всегда сама в себе, в своем мире!
Ну да, да! Она сильно-то не упахивалась – так, тренировалась по чуть-чуть, да и душу не надрывала и не вкладывала во все эти занятия, искренне не понимая, зачем все так изводят себя, до рвоты и до обмороков. Ну, дунька, точно Маруся Попадайкина, это Коля ей правильную оценку дал.
Ну вот по совокупности «преступлений» Глаша и стала изгоем. И отряд закадычных врагов быстренько образовался. Главенствовала там Марина Бойкина, а как с такой фамилией не главенствовать? Кстати, Маринка чемпионкой Европы стала-таки потом!
Что только они не придумывали и как только не подставляли Глашку Стрельникову! Вы хотя бы на минуточку представляете, на что способны дети в своей ненависти? А на что способны спортивно одаренные дети? А в условиях ограниченного от мира сообщества?! Особенно если жаловаться никому нельзя?! Как не убили, бо-о-ольшой вопрос! Запросто могли перестараться!
Но странным, совершенно мистическим образом Аглая умудрялась большинства подстав и каверз избежать, не попасть в подставлялово и вообще такие акции оборачивались против самих воинствующих одноклассниц.
– Ты помнишь, как девчонки придумали тебе средневековое аутодафе? – усмехнулся воспоминаниям Коля. – Они два часа старались, расположили на двери ведро с расплавленным клеем, перья из подушек вытаскивали, Бойкина тебя в коридоре пасла…
Аглая шла из библиотеки в спальную комнату, где она проживали с девочками в количестве десяти человек, и встретила в коридоре Маринку Бойкину, злейшую врагиню, которая неожиданно о чем-то весьма приветливо с ней заговорила и проводила за разговором до двери. Тут Маринка как бы потеряла интерес к разговору, развернулась и не спеша пошла назад по коридору, а Глашка уже взялась за ручку двери и даже начала ее приоткрывать, но что-то внутри нее, странное, убеждающее – не голос никакой, а чувство, что ли, сказало, или как? – надоумило или пре-дупредило, что в комнату входить никак нельзя! Вот нельзя, и все! И Аглая отступила сначала на шаг, посмотрела внимательно на дверь, словно спрашивала: «а что там?» А потом развернулась и вернулась в библиотеку – ну на фиг, лучше еще почитаю! А через пять минут в спальную комнату пришла воспитатель их группы проверить, все ли у девочек в порядке. Видимо, не все у девочек было в порядке, потому что, когда она открыла дверь, на нее обрушилось ведро теплого клея, а следом за ним целый ворох перьев.
Можно смело предположить, чем обернулась для девочек вечерняя проверка. Для всех, кроме Аглаи, которая чинно проводила время в библиотеке, повышая уровень своих знаний.
Случай номер два! Девчонки прибили к полу гвоздями ее тренировочные шиповки. Все бы ничего, но за день до этого дедушка Гриша принес Глашке новые шиповки, а то дите жаловалось, что старые совсем разваливаются. Три дня в общей спальне стояли прибитые к полу шиповки, пока уборщица Мария Семеновна, ворча на вечный беспорядок у девчонок, не попыталась их убрать. С трех раз можно догадаться, чем закончился инцидент, если учесть, что на шиповках было черным фломастером написано имя хозяйки.
Случай номер восемьдесят восемь – в столовой на обеде девочки высыпали в Глашкин компот всю солонку соли. Обедают, тут к ним за стол подсаживается тренер сообщить об изменениях в графике тренировок, берет стакан с компотом Аглаи и делает глоток…
Последствия предсказуемы. И это все только безобидные каверзы! Детки-то были зверенышами, такими легкими проказами не ограничивались.
Перечислять ужасы на грани смертельного риска, что они для Глаши придумывали и готовили, замучаешься! И ножки у стульев подпиливали, и битое стекло в кроссовки сыпали, и вшей у бомжей набирали и перед выступлением на соревнованиях выпускали на ее спортивную форму, и ночью, дождавшись, когда она заснет, пытались обрезать волосы под корень, и мальчишкам про такие гадости рассказывали! Да ладно бы только мальчишкам, но ведь и преподавателям, и тренерам! И еще много чего интересного придумывали!
Но почти ничего не срабатывало! Словно кто отводил беду, уберегал!
На стул неожиданно сядет кто-то другой; вместо кроссовок своих, привычных и старых, тренер в последний момент в новые заставит обуться; форму Глаша забудет случайно и выдадут ей чужую; а под стрижку попадет спавшая в ту ночь на Аглаиной кровати новенькая девочка, сама Аглая, оказывается, ночевала в комнате старшеклассниц, мест не хватило. А гадости, наговоренные про нее, Стрельникова просто игнорировала.
Точно отводил кто! Но было еще кое-что. Такой непонятный дар, что ли, – Аглая умела чувствовать направленный на нее взгляд! Хоть в спину посмотрят, хоть сбоку или подсматривают за ней – она чувствовала чужой взгляд и эмоции, вложенные в него.
Ну, как бы это сказать, объяснить? Вроде как мелкие мурашечки по телу пробегают, как небольшой электрический разряд, и если мурашечки эти теплые, значит, смотрят просто так, ничего плохого не думая, а
