вот если холодные – то это плохой взгляд, недобрый.
Нет, разумеется, что-то «долетало» и по назначению – с синяками-шишками Глаша ходила постоянно, но ведь даже не половина! Процентов десять-пятнадцать! И это были вроде как будни детских учреждений с элементами садизма.
Конечно, и драки случались, а как же! А какие еще аргументы могут предъявить спортивные дети? Они дрались с некоей даже регулярностью, когда девкам удавалось застать ее врасплох. Глашка была худющая, но высокая и жилистая, и кулачки у нее хоть и маленькие, но в силу худобы вострые, как кастет, посему «раздачу» получала не одна она – зализывать раны приходилось всем участницам.
Но было еще нечто – некая загадочная отстраненность и сочувствие людям, за что Аглаю не просто ненавидели, а не понимали и даже остерегаться вскоре стали и относиться с большой осторожностью и, как ни странно, с уважухой своеобразной. Да и отстали вскоре, чему, кстати, немало способствовала ее неожиданная дружба с Колей Крайновым.
– Ты помнишь, как тебя били в туалете? – спросил Николай, переведя наконец взгляд с природы на Аглаю. – Ну, тогда, когда их было трое, а ты одна в женском туалете и когда я вас растаскивал? Там ведь девочки нехилые принимали участие, ладно бы только твои легкоатлетки, но они же и Машку Сорокину позвали, дискоболку, у той удар как кувалда.
Что бы Глаше не помнить про такие эпохальные события? Шрам на брови остался на всю жизнь, той самой Сорокиной и нанесенный.
– Ты помнишь, что ты сделала сразу же, когда я девок разогнал?
Глашка на вопрос пожала плечами, ну, не помнит она, да и с чего бы? Обошлось ведь в тот раз все.
– А я помню, весьма красочно и четко! – многозначительно сказал Коля. – Пока я их там разгонял и утихомиривал, ты кинулась к Ольге Воропаевой кровь ей стирать да спрашивать, в порядке ли она и как себя чувствует. А между прочим, это ты ей засадила кулаком, отбиваясь. У самой лицо все в крови, нос разбит, бровь разбита, майка порвана, а ты на колени бухнулась – и Ольгу спасать. Вот в этом ты вся, Стрелка! Тебе не надо прощать людей, ты на них просто не обижаешься! Ты смотришь на человека, что бы ужасного он тебе ни сотворил, таким взглядом, словно жалеешь его, сочувствуешь. Честно! – кивнул он, заметив, что Глашка собирается возразить. – Ты единственная из всех нас в интернате, кто не обижался на родных, на тренеров, на жизнь, на обстоятельства. Ты наверняка единственная в мире, кто не обижался на девчонок, когда они гандыбили тебя изо всех сил, ты их почему-то жалела. Ты даже никогда не плакала и не жалела себя.
А вот это правда. Глашка никогда в своей жизни не плакала. Может, не случалось пока такого, из-за чего стоило плакать, или не умела? Ну да, да, ей доставалось первые годы в интернате, но все же обходилось, и ничего такого уж страшного не произошло, ну, дрались, но как-то проносило, травм страшных и ужасных не случилось, да и отстали от нее вскоре девчонки. И там она встретила Колю Крайнова.
Он был старше на год и занимался гимнастикой. Коля был гениальным, он – вот кто одарен от бога особым талантом спортсмена! Уже в десять лет он побеждал на всех детских соревнованиях любого масштаба: от регионального до Европы.
Их дружба началась странно.
Глашке девять лет, заканчивался ее первый учебный год в школе-интернате, впереди маячили так называемые сборы, то есть два летних месяца в спортивных лагерях с бесконечными тренировками и целая куча соревнований разного уровня.
На одной из обычных ежедневных тренировок девчонки вдруг завыпендривались, зашушукались, поглядывая куда-то на трибуну. Глашка проследила за их заинтересованными взглядами и увидела мальчика, сидевшего в первом ряду, с большим аппетитом кушавшего яблоко и наблюдающего за ними. После тренировки он подошел прямо к ней, как-то слишком уж очевидно проигнорировав окружающих.
– Ты Глаша Стрельникова? – спросил мальчик.
– Я, – честно, как на допросе, призналась она, ожидая последствий.
Последствия оказались столь удивительными, что Аглая не знала, что и думать.
– Я Коля Крайнов. Слышала о таком?
Глашка кивнула – о Коле Крайнове она слышала много, в основном с влюбленным придыханием при многозначительном закатывании глазок, от соседок по комнате. В данный момент закатывальщицы глаз образовали вокруг них более чем заинтересованный круг слушательниц.
– Я буду с тобой дружить, – заявил мальчик весьма серьезно.
– А зачем? – поинтересовалась раскладом Аглая.
– Потому что это интересно, – непонятно объяснил он.
– Кому? – полюбопытствовала она.
– Мне, – ответил мальчик, отвернулся от нее и стал уходить.
– А мне? – крикнула вдогонку ему Аглая.
– Я постараюсь! – пообещал Коля Крайнов.
– Тебе было интересно? – спросила его Аглая.
– Мне до сих пор интересно, Глашуня, я так и не смог разгадать твой секрет! – усмехнулся Коля.
– Да какой секрет, Алтай! – в очередной раз возроптала Аглая. – Я самая обыкновенная!
– Ну, это ты своему министру рассказывай, ему положено верить, ты ж его бортанула! – хохотнул Коля. – А я тебе всегда говорил: ты странная.
– А ты нет? – возмутилась Глашка. – Вот так запросто, в десять мальчишеских лет, подойти к девочке и заявить: я буду с тобой дружить! На глазах у обожающих тебя девочек, каждая из которых мечтала, чтоб ты хотя бы посмотрел в ее сторону!
– Я тогда о тебе много чего уже слышал, мне было любопытно, – ничего не прояснил Николай.
– Мальчики в таком возрасте так не поступают и вообще смущаются дружить с девочками, – авторитетно заявила Глашка.
– Да наплевать мне было, что делают мальчики в моем возрасте, а что им там стыдно! – спокойненько заявил Коля. – Я себя чемпионом чувствовал. Первым. Победителем всего! А за это, знаешь, много чего позволительно. Например, заявить девчонке, что буду с ней дружить!
И они дружили, с вечера того памятного дня и на всю жизнь.
Вечером, перед самым отбоем, Коля постучал в дверь их девчоночьей спальни, дождался разрешения войти, заглянул в комнату и громко объявил:
– Стрельникова, идем поболтаем! – и вышел, провожаемый потрясенным молчанием девичьей аудитории.
Они сидели на лестнице, ведущей на чердак, он сунул Глаше в руки два пирожка:
– Ешь, это вкусно, мама сегодня принесла, сама пекла. А то ты слишком худая.
Глашка запихала полпирожка в рот, откусила и спросила:
– А ты действительно придумал со мной дружить или это прикол такой?
– Не прикол, – весомо заявил он.
– А зачем тебе это надо? – допытывалась Глашка, примеряясь взглядом к оставшейся половине пирожка.
– Я ж объяснил: интересно, – пожал плечами Коля.
Глашка засовывать остатки угощения в рот до поры удержалась, уделяя все свое внимание разговору.
– И что такого интересного ты во мне нашел? – со всей серьезностью, между прочим, даже с пристрастием спросила она.
– Странная ты, необычная, – размышлял вслух Коля. – Весь интернат в курсе про вашу войну с девчонками. Даже ставки делают, что они в очередной раз придумают и попадешь ты, или им снова все трендюли достанутся.
– И ты ставки делаешь?
– Делаю, – кивнул он, – я все время на тебя ставлю, поэтому почти всегда в выигрыше. Вот мне и стало любопытно, как это у тебя, Аглая Стрельникова, так получается: не попадать под раздачу? Есть в тебе какой-то секрет.
– Да нет во мне никакого секрета, – вздохнула печально Глашка и таки запихала оставшиеся
