была хорошая. А мы… забыли. Неудобно получилось. Хотели извиниться, но она уже уехала.
— Уважать надо старых людей. А почему нет мыла в туалете? Почему нет свежих журналов? Вчера ваш парторг получил «Огонёк» и «Крокодил». Где они?
— Разрешите объяснить? — встал второй пилот.
— Да.
— Я взял их домой, почитать вечерком и… не принёс. Ошибку учту, этого больше не повторится.
— Не будете больше читать?
— Никак нет, не забуду журналы дома.
— Хорошо. Если же забудете, то купите в киоске, но чтобы свежие газеты и журналы всегда были на борту.
— Понятно.
— Почему не выходите к пассажирам в полёте?
— Бортрадист выходил раза три или четыре, — сказал бортмеханик.
— Да, он часто выходил, — подтвердил командир корабля.
— Верю. Но надо уделять одинаковое внимание всем пассажирам, а не одним… хорошеньким девушкам.
Бортрадист вспыхнул; товарищи повернулись и с недоумением посмотрели на него.
— А вы, товарищ В., тоже ничего не понимаете?
— Нет, нет, мне всё понятно, — поспешно ответил бортрадист.
— Попрошу не забывать, — обращаясь ко всем, сказал Дединец, — что культурное обслуживание пассажиров есть общее дело всех аэрофлотцев. Ещё одно замечание бортрадисту (сегодня ему положительно не везёт!). Сейчас вы перед нами в форме. Таким же вы должны выходить к пассажирам в полёте. Я не возражаю, если у вас под кителем «замаскирована», предположим… рыжая ковбойка… Но пусть это останется вечной тайной для пассажиров!
Бортрадист широко открыл глаза.
— Я узнал об этом случайно, но это не меняет положения. Запрещаю вам выходить к пассажирам не в форме. Ясно?
— Ппо… нят… но…
— Но то, что у вас на левом рукаве отрывается шеврон и воротничок не первой свежести — видим мы все, и командиру корабля надо было сделать вам замечание раньше. У кого есть ко мне вопросы?
— Всё ясно, товарищ командир.
— Тем лучше. Сейчас я вам расскажу, как летают наши остальные экипажи. Наиболее высокой производительности и экономии горючего во вчерашних рейсах добился экипаж командира корабля Чебоняна. Думаю, что он — верный кандидат на первое место в этом месяце. Хорошо слетал Дубатов…
Командир корабля и бортмеханик выразительно переглянулись, второй пилот извлёк из кармана блокнот; разговор предстоит интересный, деловой, необходимо кое-что взять на заметку.
Только бортрадист, внешне весь превратившись в слух, погрузился в свои размышления. Образ золотоволосой девушки, прилетевшей с ними из Москвы, неотступно преследовал его. Да, сегодняшний рейс произвёл на него особенное впечатление. Наверное, потому, что ему пришлось в сложных условиях полета налаживать радиокомпас.
Когда прибудем?..
Однажды «старый» командир корабля Иван Фёдорович Пашков выиграл недурное авиационное пари, причём у человека, весьма искушённого в делах самолётовождения.
Летели из Ростова-на-Дону в Адлер, с пассажирами. Пятым членом экипажа был начальник аэронавигационной службы штурман Виктор Иванович Рожковский: он проверял штурманскую подготовку командира корабля Пашкова и его экипажа.
Когда проверяется опытный, слётанный экипаж, то редко ограничиваются элементарными требованиями, изложенными в «Наставлении по штурманской службе ГВФ».
Проверив экипаж в объёме наставления, лётчики зачастую начинают сами придумывать для себя более сложные, хитрые задачи и повышают точность условий их решения.
Ну, а в тот раз страсти разыгрались в определении времени прибытия в Краснодар с точностью до минуты. Причем все расчеты надо было производить без штурманской линейки, без радиокомпаса и, даже… без карты!
Сказано — сделано.
Виктор Иванович закурил, задумчиво посмотрел на землю, оценил условия полёта, глянул на приборы скорости, высоты и температуры наружного воздуха, что-то записал на клочке бумаги и спросил:
— Когда прибудем, Иван Фёдорович?
— Куда? — чтобы выиграть время для обдумывания, нарочито переспросил Пашков.
— В Краснодар, конечно.
— Ах, в Краснодар… Гм… — Иван Фёдорович посмотрел в окно на втулку вращающегося винта левого мотора, отмерил на земле, на глазок, пять километров и высчитал в уме, за сколько секунд пролетел самолёт это расстояние (по движению втулки винта на фоне земли); перемножил про себя, получив путевую скорость; ещё раз глянул на землю, определяя, где сейчас находится самолёт, вспомнил, сколько осталось километров до Краснодарского аэропорта; быстренько подсчитал в уме, за сколько минут самолёт покроет оставшийся путь; посмотрев на часы (который теперь час?), приплюсовал потребное время и, не прикасаясь к штурманской линейке, сказал: — В Краснодар, значит… Так… Прибудем в 14 часов 11 минут.
Тогда Виктор Иванович показал ему свою бумажку: на ней было написано — 14 часов 13 минут.
— Нет, прибудем раньше, — возразил Пашков.
— Посмотрим, — не сдавался Виктор Иванович.
— Сейчас смотреть надо, — посоветовал Иван Фёдорович. — Потом поздно будет…
Рожковский послушался и заново проверил в уме свои расчеты.
— Может быть, раньше, — согласился он, — но всего только разве на минуту.
— Нет, на две.
Прилетели в Краснодар ровно в 14 часов 11 минут.
— Ладно, — буркнул Виктор Иванович, — нам ещё в Адлер двигаться… Попробуем ещё разок.
— Попробуем, — поддержал Пашков.
Вылетели из Краснодара, перевалили через горы, и когда самолёт свернул влево и полетел над Чёрным морем, Виктор Иванович спросил:
— Когда прибудем? И как вы теперь определите на глазок, если под вами море?
— А бережок-то рядом! — засмеялся Пашков и несколько секунд смотрел на левую консоль крыла, плавно и равномерно двигающуюся вдоль лесистых, изборождённых морщинами ущелий гор.
По той же «системе» подсчитал и ответил:
— Прибудем в 16 часов 04 минуты.
Виктор Иванович показал своё расчётное время: 16 часов 03 минуты.
Но и теперь Пашков оказался точнее. Прилетели в роскошную долину Адлера в 16 часов 04 минуты!
* * *
— Может быть, — спросит читатель, — Рожковский совсем молодой штурман?
Нет, напротив, Виктор Иванович весьма зрелый работник, иначе он и не занимал бы такой ответственной должности. Просто, в рассказанном эпизоде проявил своё превосходство огромный налёт Пашкова.
Здесь мы столкнулись со случаем, когда вправе сказать: полетайте столько же, сколько Пашков, и вы будете летать не хуже его.
