О чем думала королева?

— Вот видите. Вы не за девушкой пошли, а за собственной второй сутью…

— С вами тоже такое происходило?

— Какая разница? Может быть… Ну нашли бы в Питере другую Тину, то есть, девушку с другим именем, и даже внешность ее оказалась бы другой, хотя это была бы та же самая девушка… но вам бы она показалась не той… потому что вы-то видели ее суть, когда шли за ней, а не курточку, волосы или туфельки… Да? Вы этого боялись — что, найдя, не узнаете… Помните, в «Короле-олене» есть песенка, такие слова: «во мне самой, во мне самой узнаешь ли меня»?

— Да… Пугачева поет. Мне нравится молодая Пугачева, времен еще до Паулса, там такие хорошие песни. А вам?

— Кто тут кому интервью дает? Нет, мне не нравится Пугачева — ни молодая, ни старая… Значит, Тину вы не нашли. И что? Я имею в виду: написали статью — мол, эксперимент оказался неудачным, но отрицательный результат — тоже результат?

— Это ирония? Вы же понимаете, что история этих поисков никак не повлияла ни на тексты статей, ни на публикацию… ни на что.

— Ни на что?

— Что происходит у научного работника внутри, к содержанию его работ отношения не имеет. Откуда мы знаем, что творилось в душах тех, кто делал атомную бомбу? Получилось то, что получилось, и не могло получиться иначе.

— Ну да, наука объективна. Не вы ли сами говорили только что о роли наблюдателя? Если ваше сознание… ну, или подсознание, интуиция… если вы сами выбираете, на какой ветви многомирия окажетесь в следующую секунду, то ведь именно ваше настроение, ваши эти самые, как вы сказали, внутренние переживания, определяют, окажетесь вы там, где вашу статью обсудили и разругали, или там, где ее приняли на ура. Да?

— В принципе, конечно. Просто… Если уж мы серьезно обсуждаем эту тему… Тут ведь разные вероятности. Вероятность того, что доклад мой разругают, была очень высока. Оставалась, конечно, малая возможность того, что кто-то скажет «очень интересно и правильно» и тем самым задаст тон обсуждению, и все пойдет иначе. Да, была такая вероятность. Небольшая. Так что и та ветвь, на которой все пошло иначе, тоже существует, несомненно. Точнее, не одна такая ветвь, а некоторое их количество, определяющееся другими связанными с этим выбором частностями. Все эти ветви друг от друга чем-то отличаются, но одинаковы в главном — там мою статью приняли на «ура». Но ветвей таких намного меньше, чем ветвей, где случилось то, что случилось… То есть, то, что случилось здесь, у нас, на той ветви, где я оказался, я, тот, что перед вами. Это все вопрос вероятности, знаете ли. А мне всегда не везло в лотерею.

— Значит, выбор на самом деле — вопрос случая? Ну, где вы окажетесь. Получается, что не сознание выбирает, а случай?

— Нет, конечно, при чем здесь случай? Послушайте, возникают абсолютно все ветви, какие могут возникнуть, реализуются на самом деле абсолютно все возможности выбора, их миллионы, этих возможностей, может — миллиарды… Но шансы разные. Ведь если вы любите по утрам есть яичницу с беконом…

— Терпеть не могу!

— А что вы любите?

— По утрам? Бутерброд с голландским сыром. Настоящим, с большими такими дырками. И крепкий кофе.

— Замечательно. Но ведь есть вероятность, что вы забудете купить сыр, а бекон и яйца лежат в холодильнике, и вы просто вынуждены сделать себе яичницу с беконом, потому что… ну, не пить же пустой кофе. Но вы это не любите, да. И вероятность, что такая ветвь возникнет, невелика. Получается, что на миллиард ветвей, где вы съели бутерброд с сыром, приходится сто… или тысяча… или всего десять ветвей, где вы съели ненавистную вам яичницу. Это понятно?

— Да… В принципе.

— Вот. Значит, на миллиард миров, в которых мой доклад освистали, приходится десять или сто, где идея троичности темного поля была сразу воспринята, понята и…

— И где вас сразу после доклада представили на Нобелевку.

— Это вообще такая малая вероятность… пренебрежимо.

— А вы никогда не выигрывали в лотерею. Но все равно получается, что выбор происходит случайно, и в чем тогда роль наблюдателя?

— Вы еще не поняли? Наблюдатель создает вероятности и, конечно, выбирает для себя одну из них. Один из миров. И оказывается на той ветви, какую сам и выбрал. Но ведь и наблюдатель — не какая-то чурка! Это — личность со множеством нюансов характера, пристрастиями, желаниями, которые ежесекундно меняются! В принципе, наблюдатель способен сделать любой выбор! Конечно, вы выбираете себе ветвь, но многочисленные ваши внутренние «я», ваши многочисленные внутренние голоса подсказывают вам разные варианты, и вы с той или иной вероятностью оказываетесь на одной или на другой ветви.

— Но почему я непременно окажусь на той ветви, которая самая вероятная?

— Почему непременно? Непременно — это с вероятностью, равной единице. А она не… Но скорее всего вы окажетесь на той ветви, вероятность которой больше.

— То есть, все-таки случайность…

— Пусть будет случайность, как хотите.

— Что значит — как хотите? Это объективно или нет?

— Объективно. Но объективность эту вы выбираете сами.

— Господи, как все запутано.

— Что тут запутанного? Эта часть очень проста. Теория выбора сейчас уже очень хорошо развита математически…

— Благодаря вашим исследованиям.

— Не надо мне приписывать все, что сделано в прикладной эвереттической эрратологии! Математическая теория выбора — это заслуга принстонской школы: Мак-Лафли, Ребиндер, Коули… Великолепные работы, а Марта Коули точно заслуживает Нобелевки. И получит, помяните мое слово.

— Хорошо. Помяну при случае. Но мы что-то совсем уж далеко отошли от темы.

— Ни на йоту не отступили!

— Да? Вы рассказывали о своем докладе. А потом свернули сначала на Тину, которую вы не нашли, потом на вероятности, из-за которых мы сейчас здесь, а не в другом измерении.

— При чем здесь другие измерения? При чем здесь вообще какие-то измерения? Это самая грубая ошибка, какую обычно делают все ваши коллеги, но вы-то…

— Это просто к слову. Конечно, речь не о каких-то измерениях в нашем мире, а о других ветвях многомирия. Видите, я все понимаю. Так мы вернемся к докладу и к тому, что произошло потом?

— Конечно. Общее мнение было таким: любопытно, но фантастично. С математикой все в порядке, а физика никуда не годится. В том виде, как я все это написал, статью в печать посылать нельзя. Публикация в престижном бумажном журнале — это, конечно, важно. Это если не признание, то путь… А Интернет — свалка. В сети можно опубликовать что угодно, и если это заметят двадцать человек, которым ты конкретно пошлешь ссылку на сайт, то считай, что тебе повезло. Проще было разослать статью по электронной почте всем, кого эта тема интересует — а я ведь знал всех наперечет, — и дожидаться реакции.

— Вы так и поступили.

— Я так и поступил. Об этом столько уже писали… Зачем вы спрашиваете?

— А зачем вы рассказываете? Я не задавала вопрос. Вы сами…

— М-м… Верно. Я сделал себе сайт и поместил туда статью. Разослал ссылки всем, кому счел нужным, и для гарантии послал файл по электронной почте. А потом…

— Стали ждать реакции.

— Нет. Мне было плевать на реакцию. Ждать — потеря времени. Я стал думать о том, какой можно