– Могу себе представить. Сейчас я проверю, открыт ли конференц-зал.
– Это неважно, – сказал детектив Эдвардс. – Мы бы предпочли побеседовать у нас в офисе.
– Я не уверена, что Гретхен сейчас в состоянии…
– Нам не нужна Гретхен. Она вчера уже дала показания.
Гретхен поняла это как разрешение удалиться и быстро ретировалась за свой стол. А вот я, хоть и варилась в этом котле уже четвертый день, как выяснилось, все еще недостаточно хорошо была знакома с полицейской кухней – мне потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, о чем говорит Эдвардс. Но даже когда до меня начало доходить, я все еще не могла поверить.
– Вы шутите? – спросила я, стараясь говорить спокойно и жизнерадостно.
– Обычно это только напрасная потеря времени, – ответил Эдвардс.
– Вы не хотите поговорить со всеми сотрудниками? – Я постаралась дать им возможность отступить, сохранив лицо.
– Не на данном этапе.
Он не просто был серьезен, он еще и хотел, чтобы я сама это произнесла. Я постаралась испепелить его взглядом. Мне бы еще этот глаз Циклопа из 'Людей-Х'.
– Вы хотите поговорить со мной в участке?
– Если вы не возражаете. – Детектив Липскомб старался сохранить вежливость.
– А если возражаю? – переспросила я немного резче, чем следовало, ну, так на то были веские причины.
– Мы будем вынуждены настаивать, – сказал детектив Эдвардс. Он явно с трудом выдерживал мой взгляд. Некоторое утешение.
– Что за идиотизм! – Я схватила сумку и жакет.
На этот раз все было не так, как в понедельник, когда мы ехали к Хелен. Я сидела одна на заднем сиденье и сегодня мне совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь меня видел. Детективы молчали, предоставив мне вариться в собственном соку, поэтому я могла приступить к разгадыванию следующей части головоломки.
Тедди был мертв, и мой усиленный интерес к этому делу показался подозрительным. Теперь умерла Ивонн, и единственной связью между этими двумя смертями, до которой они смогли додуматься, оказалась я? Как это говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным? Но я ведь не имею к этому делу никакого отношения. Все закручено вокруг Тедди и Ивонн, пропавших денег, романов, измен и бог знает чего еще. Как же мне убедить в этом полицию?
Детективы провели меня через унылую, казенного вида дежурную часть, где почему-то не было всех этих колоритных проституток, которые в фильмах всегда сидят, навалившись грудью на столы. Попетляв между потертыми металлическими столами и жесткими стульями, мы вошли в комнату для допросов. Детектив Эдвардс закрыл за собой дверь, и я могла поклясться, что услышала шипение герметического запора.
В нашем новом увлекательном мире следовало играть на опережение. Усевшись за уродливый металлический стол, я заявила:
– Ничего не могу вам сообщить.
– Не могу или не хочу? – уточнил детектив Липскомб.
– Не могу. Мне не известно ничего, чего вы бы уже не знали. Так что я не понимаю, ради кого или ради чего вы разыгрываете весь этот ритуал.
– Расскажите, в каких отношениях вы были с Ивонн Гамильтон, – негромко предложил детектив Эдвардс, усаживаясь за стол напротив меня. Он подвинул стул, и тот отозвался отвратительным металлическим скрежетом. Могу спорить, они специально практикуются.
– Простите, но, по-моему, вы надо мной смеетесь. Мало того, что вы подозревали меня в связи с Тедди. Это я почти готова простить – как-никак, я обнаружила тело и потом, вероятно, чересчур энергично старалась помочь. Теперь я это понимаю. Поверьте, последняя неделя оказалась нелегкой для всех сотрудников журнала, а для меня, поскольку я склонна принимать все близко к сердцу, так и вовсе ужасной.
– Принимать близко к сердцу? Это означает, что вы злопамятны? – уточнил детектив Липскомб.
– Bay, вот это здорово. Я не ожидала, что вы так повернете. Очко в пользу детектива Липскомба. – Я фальшиво улыбнулась, но тут же согнала улыбку с лица. – Нет, это не значит, что я злопамятна. Это значит, что я эмоционально неспособна переварить смерть двух коллег в течение одной недели.
– И как, по вашим предположениям, такое могло случиться? – спросил детектив Эдвардс. Здесь он уже не так боялся смотреть мне в глаза. Дома и стены помогают.
Обида от несправедливого обвинения заставила меня превратиться в болтливого подростка.
– Конечно, если бы в свое время я не зевала на уроках математики, то сейчас могла бы привести формулу, объясняющую, почему два случайных события могли произойти при обстоятельствах, заставляющих их выглядеть совсем не случайными. Но, увы, когда это проходили, я разрисовывала свои джинсы.
– Вы считаете, что эти две смерти между собой не связаны?
Нет, я так не считаю, но я не хочу предлагать теорию, которая может вовлечь меня в еще более крупные неприятности, пока я не смогу ее чем-то подкрепить. Чем-то более убедительным, чем все то, что я уже раскопала. Мое молчание заставило детективов обменяться взглядами, и я вынуждена была ответить:
– Они могут быть связаны, потому что Тедди и Ивонн работали в одном журнале и были любовниками. Но тогда мы говорим о наемных убийцах, не так ли?
Может быть, они заставляют меня говорить все это для того, кто стоит по другую сторону зеркального стекла? Иначе какой смысл повторять то, что они уже знают? Мне стало грустно – для Хелен все опять плохо поворачивается. Минуточку, но разве это Хелен сидит сейчас в комнате для допросов? Нет, большое спасибо.
– А мы уже о них говорим? – это все, что мог предложить детектив Эдвардс.
Как раз над этим вопросом я ломала голову большую часть ночи. Если Ивонн убила Тедди, то кто же тогда убил Ивонн? Могла ли Хелен, обуреваемая ревностью и жаждой мести, кого-нибудь нанять? Или это несуществующее рекламное агентство – верхушка какого-то гигантского финансового айсберга, хозяева которого приказали Ивонн убить Тедди, а потом убили ее, чтобы замести следы? Я смогу узнать гораздо больше, если успею на встречу с Уиллом в 2:30. Не будут же они до тех пор держать меня здесь?
– А как вы относились к их связи?
– Я понятия ни о чем не имела, пока Тедди не умер. Они вели себя так, чтобы это не затрагивало работу. Если только их денежные шалости не подорвали финансовое благополучие журнала. О господи, надеюсь, что нет.
– Ивонн намекнула нам, что вы не очень-то хорошо к ней относились, – продолжал детектив Эдвардс. Детектив Липскомб прислонился к стене, предоставив Эдвардсу главную партию.
– К ней трудно было хорошо относиться. Хотя о мертвых плохо не говорят.
– Вы ей завидовали?
Я сама удивилась тому, что рассмеялась.
– Это она вам так сказала? – Я подозревала, что он пытается мною манипулировать, нажимая по очереди на разные рычаги. Но я была твердо настроена этому воспрепятствовать.
– То, как вы разговаривали вчера утром, было типично для вашей манеры общения?
– Вы хоть что-нибудь знаете о женщинах? – спросила я, не заботясь о том, слышит нас кто-нибудь еще или нет. – Если вы думаете, что наша маленькая стычка имела какое-то значение, похоже, все ваши женщины сидят на сильных антидепрессантах. Может быть, не без причины.
– Совершенно ни к чему переходить на личности, – предостерег Эдвардс.
Ага, кажется, сейчас уже я нажимаю на рычаги.
– Почему бы и нет? Все это с самого начала было очень личным. Мой коллега погибает, я хочу помочь, умирает второй коллега, я даже не успеваю попробовать помочь, как вы усматриваете в моих поступках все порочные и скрытые мотивы, какие только можно придумать. Я что, выгляжу так, будто вожусь с наемными убийцами? Конечно, на вашей работе трудно не стать циником, но у полицейских, мне кажется, должно
