Тут официантка доставила счет. Иван Савельевич замолчал и стал проверять. Официантка презрительно ухмыльнулась и отошла.
— Нет, он, конечно, человек хороший, мой муж, — рассуждала Ириша, приканчивая мороженое. — Может, даже лучший в городе дамский брючник, но такой удалой картежник… Бубны и черви, они для него важнее жены. На сколько мы наели?
— На двадцать четыре семьдесят. Давать надо двадцать шесть.
— Для вас это сумма? — Ириша поднялась с места.
— Нет, я проверял потому, что терпеть не могу, когда из меня дурачка делают! — Иван Савельевич тоже поднялся, положил деньги под счет и придавил блюдцем.
— Только под занавес не вздумайте напевать мне про чувство или про секс, — предупредила Ириша. — Что вам от меня нужно, раз вы раскошелились?
Уже на стоянке такси Иван Савельевич раскрылся:
— Мне нужна твоя протекция. Шеф в тебе души не чает.
— Да! — гордо подтвердила Ириша. — Я родилась секретаршей. Я, к примеру, половину бумаг, ненужных разумеется, их сотни к нему приходят, с ходу и в УББ!
— Куда?
— В корзину, которую я называю УББ, управление по борьбе с бюрократией!
— И Николай Корнилович не замечает?
— Делает вид. Он умница. Что вам конкретно?
Иван Савельевич посерьезнел.
— Письмо чтоб подписал о продаже мне машины «Жигули» самой последней марки, это раз, потом, формируется делегация в одну такую махонькую, но удачненькую страну…
— И все за двадцать шесть рублей? — сыронизировала Ириша.
— А сколько ты канючишь, симпатяга и вымогательница?
Подъехало такси, Ириша нырнула внутрь.
— Ваше письмо про «Жигули» тоже туда пойдет, в УББ! — И захлопнула дверцу перед самым носом Ивана Савельевича.
Когда Ириша вернулась домой, то есть к Зое Павловне, было уже довольно поздно. И Зоя Павловна встретила ее с откровенной суровостью.
— Изволь возвращаться вовремя, здесь тебе не гостиница!
Ириша растерялась, голос ее звучал искренне:
— Но меня на работе задержали, я бумаги важные перепечатывала!
— Все! Никаких оправданий! — загремела Зоя Павловна.
Ранним утром Ириша трудолюбиво крутила велосипедные педали, обгоняя бегунов, топтавших дорожки парка. Нагнав Германа Сергеевича, Ириша поехала рядом с ним.
— Велосипед напрокат взяла… Вы не отвечайте, вам нельзя терять дыхание!
Герман Сергеевич и не собирался отвечать.
— Я вот еду и думаю, — продолжала Ириша, — гражданская совесть и элементарное чувство добра и правды у вас имеются? Зоя Павловна уже не Зоя Павловна, а комок обнаженных нервов!
Герман Сергеевич сбился с ритма.
— Ты кто?
— Так… Болельщица! — и без подготовки Ириша бахнула: — Вы должны на Зое Павловне жениться!
Германа Сергеевича качнуло, как на корабле от большой волны.
— И тогда, — продолжала Ириша, — Зоя Павловна прямым ходом выходит на внука. Тогда она опять ему бабушка! По-моему, вы бежите и дрожите.
— Нет, но близок!
— Какой вы, извините, непонятливый! Это же фиктивно! Вы только объявите, что поженились. Конечно, свадьбу придется сыграть, но, конечно, за счет Зои Павловны!
— Спасибо, что хоть даром! — с трудом вымолвил Герман Сергеевич.
— Но если какой-нибудь болван закричит «горько», вам надо будет разок с нею расцеловаться, но вы же спортсмен, стерпите!
Герман Сергеевич остановился.
— Передайте вашей Зое…
— Не передам, она ничего не знает. Это моя счастливая выдумка!
— Все это бред, оставьте меня в покое обе!
— Ни за что! — пообещала Ириша. — Я до работы буду сюда каждый день приезжать и ехать рядом, как живой упрек!
— Буду бегать в другом парке! — нашел выход Герман Сергеевич.
— А я вас отыщу! — Ириша стартовала и вновь поехала по дорожке рядом с Германом Сергеевичем, у которого не было сил убежать от велосипеда. — Я вас достану!
Когда у режиссера генеральная репетиция или премьера, режиссер становится невыносимым как для окружающих, так и для самого себя.
Всего этого Герман Сергеевич, естественно, не знал. Он не знал также, что в тот день, когда он на своем стареньком «Москвиче» подъехал к зданию клуба, была назначена генеральная. И когда в коридоре обнаружил Зою Павловну, сказал ей:
— Ну, здравствуйте! Вот, значит, прибыл…
— Ну и что? — услышал он в ответ. — Я занята! У меня генеральная! Ждите! — ответствовала Зоя Павловна. — Мне не до вас! — И закричала кому-то: — Шампанское не несут в руках, а обертывают салфеткой… Это вам не пол-литра!.. — Метнулась в зал и скомандовала: — Внимание! Начинаем!.. Товарищи артисты, приготовьтесь!..
Герману Сергеевичу делать было нечего. Он тоже вошел в зал. Уселся с самого краю, возле входа, и стал смотреть спектакль.
На сцене, естественно, началось чеховское «Предложение». А в зале начала смеяться директор. Она смеялась до слез, хлюпала носом, на голове прическа ходуном ходила, и все тело хохотало, даже ноги тряслись и выкручивались.
Потом вдруг директор разрыдалась, да так, что вскочила с места и, теряя достоинство, стремительно вышла из зала.
Испуганные, артисты смолкли.
— Что случилось? — вспыхнула Зоя Павловна. Она единственная даже не заметила исчезновения директора. — Вы забыли текст?
— Директор… ушла… — сообщил исполнитель роли Ломова.
— Неправда, она здесь! — в запале воскликнула Зоя Павловна. — Играйте дальше!..
Спектакль продолжался.
А уже потом, после окончания, Зоя Павловна стрелой промчалась мимо Германа Сергеевича и ворвалась в кабинет начальницы.
— Мне говорили, вы ушли… Я не поверила, а оказывается, вы действительно. В чем дело? Вам опять не нравится?
Директор снова чуть не расплакалась.
— Очень нравится. Я вас недооценивала… Это замечательный спектакль. Я ушла потому, что боялась — сердце не выдержит… Я вам достану путевку в ответственный санаторий, вы отдохните и приступайте к новой работе.
— Островский? — спросила Зоя Павловна.
— Нет! И современная комедия, я ее прочла, тоже ни в коем случае.
— Но она принесет людям радость.
— Пусть получают радость на работе от созидательного труда. Хотите, я вам достану две путевки? Я в
