есть свидетельства о том, что ему претила жестокость робеспьеровского террора».
В конце 1793 года он вновь попадает в тюрьму. Ему вернул свободу очередной революционный переворот (термидорианский). Он бедствует, ютясь на мансардах, участвуя за мизерную плату в театральных представлениях. Летом 1800 года издает памфлет, осмеивая Наполеона, его жену и окружение. Писателя по приказу императора берут под негласный надзор, а в следующем году арестовывают как автора «самого ужасного из всех непристойных романов».
Из тюрьмы его переводят в клинику для душевнобольных. Здесь он ставил свои пьесы и участвовал в них. А главный врач просил перевести его в тюрьму, называя «циником и пьяницей», «предметом всеобщего презрения» и порочным до глубины души.
Перед смертью в конце 1814 года гражданин Сад раскаялся и завещал закопать свое тело в лесу, чтобы следы могилы затерялись так же, как его имя в памяти людей. Его похоронили на парижском кладбище по католическому обряду, а имя и труды его со временем стали пользоваться скандальной популярностью.
Г.В. Якушева пишет: «Современный читатель находит в романах, повестях, эссе, трактатах, пьесах Сада прежде всего самую яростную критику просветительских идей… Сад утверждал не только наличие, но и необходимость торжества зла во имя наслаждения жизнью наиболее сильных, прекрасных и безжалостных представителей людской породы… И в результате романы Сада, в которых так тяжеловесно, болезненно, причудливо и неправдоподобно смешались кровь, ужас, эротические фантазии, предсмертные стоны, человеческие экскременты и сладострастие, превратились в своеобразную антиутопию господства «сильных» людей, презирающих условности человеческого общежития, жалость и сострадание…
Трудно не заметить при этом, что все злодеи Сада – люди богатые или властные: денежные мешки, дорогие проститутки, церковные иерархи, вельможи, монархи…
Чудовищно гротескные образы Сада имели, однако, источником не только порочную фантазию их автора, но и вполне реальные, легко узнаваемые и даже изысканные прототипы в аристократическом обществе Франции ХVIII столетия».
Если бы Сад был только теоретиком, писателем-философом, обличителем развратного французского общества предреволюционной поры, то его личность была более понятной. Но ведь он был обуян порочными (с позиций принятой нравственности) страстями и терпел от этого немало страданий. Даже перед угрозой сурового наказания он не мог отказать себе в садистических удовольствиях.
Странно, что имя Сада вошло в научный обиход и стало звучать в названии одной из психопатологий. Словно он был первооткрывателем и наиболее ярким представителем этой аномалии. За многие века до него тираны и злодеи проявляли свои садистические наклонности в большей степени. Любой деспот, которому доставляет удовольствие то, что перед ним унижаются, склоняются в низких поклонах, падают на колени, уничижаются – безусловный садист, хотя и не обязательно сексуальный. То же относится и к тем, кто радуется мучениям другого человека.
По сравнению со многими злодеями маркиз де Сад – просто жестокий ребенок, не более того. А в своем воображении, в литературных трудах он давал волю причудливой фантазии, смакуя все то, что принято считать непристойностями, пороками. До сих пор не вполне понятно, можно ли считать де Сада злодеем, преступником или душевнобольным.
Скажем, судя по сведениям, приведенным в справочнике «Сексопатология» (1990), те «вольности», которые позволял себе маркиз в отношениях с женщинами, можно отнести к элементам «полового тиранизма (садизма)», не переходящим «крайних вариантов нормы». Хотя в отдельных случаях он преступал, по-видимому, этот порог. Но и это понятно: стоит только дать себе волю, начать унижать сексуальных партнеров, как со временем это может обрести болезненный характер. Но в случаях с де Садом до серьезных увечий и, тем более, убийств дело не доходило.
Психиатры склонны считать наиболее распространенной причиной агрессивного поведения при садизме отсутствие в детстве у ребенка, лишенного материнской любви, чувства привязанности к матери, кормилице или няньке. К феномену де Сада это явно подходит. Тем более что и от сверстника-принца ему приходилось терпеть унижения. Чувство любви у него было приглушено еще в детстве.
Не исключено, что желание подчинять, унижать других, ощущать свое превосходство и власть проявлялось в нем еще и в связи с маленьким ростом и внешней женственностью. Таким людям свойственно активное стремление к самоутверждению, порой любой ценой.
Немецкий психолог и психиатр Эрих Фромм (перешедший от иудаизма к буддизму, но не чуждый вульгарной политологии) в книге «Анатомия человеческой деструктивности» сделал такой вывод:
«Садизм (и мазохизм) как сексуальные извращения представляют собой только малую долю той огромной сферы, где эти явления никак не связаны с сексом. Несексуальное садистское поведение проявляется в том, чтобы найти беспомощное и беззащитное существо (человека или животное) и доставить ему физические страдания вплоть до лишения его жизни. Военнопленные, рабы, побежденные враги, дети, больные (особенно умалишенные), те, кто сидит в тюрьмах, беззащитные цветные, собаки – все они были предметом физического садизма, часто включая жесточайшие пытки. Начиная от жестоких зрелищ в Риме и до практики современных полицейских команд, пытки всегда применялись под прикрытием осуществления религиозных или политических целей, иногда же – совершенно открыто ради увеселения толпы. Римский Колизей – это на самом деле один из величайших памятников человеческого садизма».
Здесь садизм представлен как синоним жестокости, злодейства. А если уже говорить о начальных формах такого явления, то можно было бы вспомнить библейского царя Давида, применившего специальные механизмы для массового уничтожения пленных, или распятие Иисуса Христа, когда страдания невинного человека доставляли радость толпе.
Странно даже, что Фромм в данном случае не упомянул о популярных в США, а теперь и в РФ жестоких «боев без правил» и подобных увеселений почтеннейшей публики. Хотя удовольствие от этих зрелищ вряд ли следовало бы относить к садизму. Ведь зрители являются болельщиками или сделавшими ставки, а вовсе не участниками. А то ведь придется считать садистами всех многомиллионных телезрителей, которых развлекают кровавыми зрелищами в художественной или документальной форме. Здесь перед нами массовое явление, которое ближе, пожалуй, к сатанизму.
Де Сада следовало бы считать глашатаем так называемой сексуальной революции. Он выставил напоказ пороки, свойственные в половой сфере значительному числу людей, но в потаенном виде. Садизм – проявление крайнего индивидуализма, эгоизма, характерного для буржуазного общества. И не случайно маркиз де Сад жил и творил во времена Великой французской буржуазной революции. Принципы – «преумножайте свои капиталы, подавляйте конкурентов!» – вполне отвечают высказываниям Сада. Вот некоторые из них:
«Делайте только то, что вам нравится и приносит наслаждение, все прочее – ерунда». «Эгоизм является первым законом человеческой природы, и прежде всего ему подчинены все непристойные наслаждения». «Мы должны думать только о себе, но ни о ком другом. Человек никоим образом не связан с другими людьми. Тот, кто хочет быть счастлив в этом мире, должен, не раздумывая, отшвырнуть все, все абсолютно, что стоит на его пути, и обязан приветствовать все, что служит или угождает его страстям».
Страсть к обогащению и власти – одна из наиболее пагубных, разрушающих не только душу человека, но и окружающий мир природы. В этом смысле садизм – в толковании Сада – служит философской основой буржуазного индивидуализма. А его основатель был ралистом и откровенным человеком. Понимал, что в обществе господствуют вовсе не самые добродетельные: «Разве мы не видим ежедневно, как люди, лишенные напрочь и чести и славы, поживают преспокойно роскошной жизнью, недоступной слабым и глупым, несмотря на их рьяную приверженность добродетели?»
Он отвергал принципы морали, принятой в обществе – преимущественно лицемерно или из боязни наказания. Более того, выступал как воинствующий атеист:
«Только слепой не увидит, что любой бог – это скопище противоречий, нелепостей и несоответствующих действительности атрибутов». И еще: «Ах, как он добр, этот бог моих оппонентов, который творит зло и допускает, чтобы его творили другие, бог, символ высшей справедливости, с чьего благословения невинные всегда угнетены, совершенный бог, который творит только неправедные дела! Согласитесь. что существование такого бога скорее вредно, нежели полезно для человечества и что самое
