“львицам”».
Сухово-Кобылину он дал и вовсе уничтожающую характеристику: «Его натура, – грубая, нахальная, нисколько не смягченная образованием; этот господин, превосходно говоривший по-французски, усвоивший себе джентльменские манеры, старавшийся казаться истым парижанином, был, в сущности, по своим инстинктам, жестоким дикарем, не останавливающимся ни перед какими злоупотреблениями крепостного права; дворня его трепетала».
То, что Сухово-Кобылин был крепостником, и не из либералов, вряд ли можно оспорить. Но мог ли он убить свою любовницу? Ведь она готова была уехать в Париж, о чем ему писала незадолго до смерти. Неужели он мог убить ее под воздействием чар Нарышкиной? Невероятно. Он был волевым и самостоятельно мыслящим человеком. Это доказывают созданные им три великолепные пьесы. А вот как описал он в августе 1856 года московские торжества по случаю коронации Александра II:
«В 2 часа началось шествие. Жандармы, лакеи, конвой. Азиаты, казаки линейные, атаманские; депутации: черкезы, бухарцы, киргизы, грузины… Рядом за этими вольными народами, за этими крепкими натурами, энергичными лицами тащились бесшляпные, гладкорожие, жирные, подловатые, изнеженно- гнилые русские дворяне…
Четыре кареты были нагружены Государственным Советом и министрами. Сколько в этих четырех золоченых ящиках было соединено грязи, гнили, подлости и совершенных, и имеющих быть совершенными интриг». По его словам, после этого шествия следовало бы использовать кислоту и курения «для очищения заражаемого воздуха».
Мог ли человек, написавший это в своем дневнике (не для других) поддаться на уговоры ревнивой женщины и приказать своим крепостным совершить убийство? А о его отношении к Симон-Деманш свидетельствует такая дневниковая запись от 28 ноября 1855 года, после успешной премьеры его пьесы «Свадьба Кречинского»:
«Я ускользнул из ложи, как человек, сделавший хороший выстрел, в коридор. Услышал целый гром рукоплесканий. Я прижал ближе к груди портрет Луизы – и махнул рукой на рукоплескания и публику». И еще одна запись: «Странная Судьба. Или она слепая, или в ней высокий, сокрытый от нас разум… Веди меня, великий слепец Судьба. Но в твоем сообществе жутко. Утром был с А. на могиле моей бедной Луизы».
Незадолго до преступления он попал в нелегкую ситуацию из-за своих любовных похождений. Нарышкина забеременела от него, оставаясь в браке с другим. Симон-Деманш угрожала отъездом в Париж. Терять ее Сухово-Кобылин не хотел, хотя и продолжал встречаться с Нарышкиной. От нее ему тоже пришлось терпеть скандалы за продолжающуюся связь с Симон-Деманш.
Так что же все-таки произошло? Наиболее вероятна, мне кажется, такая версия. В тот роковой вечер Луиза Симон-Деманш решила навестить своего неверного любовника и покровителя. Возможно, она предполагала встретить там ненавистную соперницу – Нарышкину. Но не исключено, что их встреча произошла случайно. Луиза вне себя от гнева устроила скандал.
Взбешенный Сухово-Кобылин резко толкнул ее. Она ударилась головой о камин и, потеряв сознание, упала на пол. Он в истерике выбежал из комнаты (возможно, крича слугам: «Уберите ее!»). Нарышкина, видя, что соперница жива, приказала вошедшим слугам убить ее или сделала это раньше собственноручно, находясь в состоянии аффекта. Она могла пригрозить крепостным в случае непослушания каторгой и обвинением в убийстве.
Несчастную Луизу могли сначала душить подушкой. «Для верности» Егоров перерезал ей горло, полагая, что она уже мертва. Брызнула кровь. Тело вытащили через заднее крыльцо (поэтому там остались потеки крови), погрузили в повозку и увезли. Сухово-Кобылину Нарышкина могла сказать, что слуги увезли Симон-Деманш домой. А им объяснила, как вести себя на следствии: ничего, мол, не знаем, не видели и не слышали.
Странно, что предположение о возможном участии Нарышкиной в преступлении ни следствие, ни суд не рассматривали, ее по данному делу не допрашивали. В начале декабря 1850 года она уехала (сбежала?) в Париж. Спустя несколько месяцев родила там дочку, которую Сухово-Кобылин позже признал своей. В Россию Надежда Нарышкина не вернулась.
Не исключено, что при расследовании приведенная выше картина убийства была восстановлена. Крепостным приказали не говорить правду под угрозой каторги, а участие в преступлении Нарышкиной скрыли. От тех чиновников, которые слишком много знали, Сухово-Кобылину пришлось откупаться, и недешево.
Эта версия представляется наиболее вероятной.
После гибели Луизы Симон-Деманш ему суждено было прожить более полувека, быть свидетелем триумфального успеха комедии «Свадьба Кречинского», написанной им в период следствия, увидеть на сцене две другие свои пьесы – «Дело» и «Смерть Тарелкина», стать в результате классиком русской драматургии. В отрочестве и юности он был современником Пушкина и собеседником Гоголя; в старости стал почетным академиком Петербургской АН вместе с Максимом Горьким.
Судьба его необычайна. «Мы знаем теперь, – писал Леонид Гроссман, – что искусство этого замечательного мастера сцены питалось его необычайным личным опытом, а его жизненный образ, по напряженности и размаху своего трагизма, превосходит самые жуткие маски созданной им трилогии».
Благодаря убийству невинной жертвы, подследственный, а вероятно – невольный соучастник преступления, пройдя судебные мытарства, обрел вдохновение и написал бессмертные комедии, проникнутые горечью и сарказмом.
Н.Ф. Федоров
Николай Федорович Федоров (1829–1903) был внебрачным сыном князя П.И. Гагарина и появился на свет в его имении в Тамбовской губернии. Получил фамилию и отчество от своего крестного. Закончив одесский Ришельевский лицей, сам зарабатывал на жизнь, преподавая в уездных училищах, а с 1869 года поселился в Москве, став библиотекарем. Был замечательным знатоком и страстным любителем книги. Работая с 1874 года в Румянцевском музее, общался со многими русскими мыслителями.
Две идеи вдохновляли его: братское единение людей и борьба со смертью. Он верил в науку и полагал, что в конце концов удастся не просто достичь бессмертия, но и воскресить былые поколения. «Всеобщее воскрешение, – писал он, – есть полная победа над пространством и временем». И еще: «Жизнь, конечно, есть дар, и напрасный и случайный, нужно прибавить – и бесцельный, если только он не будет выкуплен трудом, объединенным в общей цели, – для человека дорого лишь то, что он сам выработал, приобрел трудом».
В его воззрениях сочетались категоричность суждений с добротой и наивностью; трезвый взгляд на вещи и опора на здравый смысл – со склонностью к мечтаниям и утопии. Он верил в разумное преобразование природы, выход человека в космическое пространство. Это соединялось с верой в Бога, высший разум и высшую справедливость.
«Дело заключается в том, – полагал он, – чтобы найти, наконец, потерянный смысл жизни, понять цель, для которой существует человек, и устроить жизнь сообразно с ней. И тогда
По его убеждению, «космос нуждается в разуме, чтобы быть космосом, а не хаосом». Являясь частью Природы, человек – во избежание роковых трагедий – обязан исполнять ее законы, действовать в соответствии с общим строем Мироздания. Это не означает покорность, приспособление к существующим условиям и текущим ситуациям. Напротив! «Повиноваться природе для разумного существа значит управлять ею, ибо природа в разумных существах обрела себе главу и правителя».
Высшие космические ценности – Жизнь и Разум. Если ты явлен на Земле не кристаллом, не цветком или деревом, не насекомым или скотом, то есть в этом какой-то смысл? По обыденным представлениям, тут