Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

своеобразное многоплановое свидетельство о Боге, стоящем в центре еврейской религии, и общине, связанной с Богом особыми узами. По наблюдениям Джека Майлза, в последних книгах третьей части еврейского канона Бог по большей части безмолвствует или вообще отсутствует (Miles 1995; см. Friedman 1995). Однако затем оказывается, что, несмотря на безмолвие и отсутствие, Бог показывает себя как того, Кто зависит от «ответа» Израиля. «Ответ», описанный в книгах третьей части канона, заключается в том, что община, ставшая в политическом отношении маргинальной, но сохранившая приверженность своим религиозным принципам, продолжает жить, несмотря на постоянную угрозу, и ГОСПОДЬ продолжает участвовать в ее жизни. Согласно канонической традиции, этот «ответ» оказывается откровением того самого Бога, который описан в данном Израилем «ответе».

Глава 21. Книга Псалмов

Если великий немецкий библеист Герхард фон Рад прав и великая поэзия Книги Псалмов, Книги Иова и Екклесиаста представляет собой «ответ» на чудесные действия Бога Творца и Бога, заключившего Завет, неудивительно, что именно Книга Псалмов открывает третью часть канона — Писания (von Rad 1962, 355– 459). Собрание псалмов — квинтэссенция религиозных представлений Израиля, обращающегося к ГОСПОДУ сквозь боль со словами уверенности и свидетельствующего о чудесах, творимых Им в мире. Книга Псалмов — древнейшее зеркало, в котором отразилась жизнь еврейской общины в общении с ГОСПОДОМ. Запечатленный в псалмах образ на протяжении многих веков оставался образцом богослужения как для синагоги, так и для христианской Церкви (Holladay 1993).

В современной версии Книга Псалмов включает пять «книг» (Пс 1–40; 41–71; 72–88; 89–105 и 106–150). Каждая «книга» завершается хвалой Богу, а все собрание — собранием славословий в псалмах 144–150. Подобную структуру книга обрела именно в результате канонического оформления. По–видимому, она ориентируется на «Пятикнижие Моисеево», то есть Тору, благодаря чему сам текст пяти частей также оказывается связанным с Торой. Тем не менее необходимо понять, как именно эти отдельные части соединяются в единое целое, образуя Книгу Псалмов.

Без сомнения, в основе сборников псалмов, входящих в книгу, лежат гораздо меньшие по объему собрания, написанные самыми разными людьми в самое разное время. Например, Пс 119–133 называются «Песни восхождения» и представляют собой небольшой сборник песнопений, использовавшихся при богослужении. Пс 72–82 связаны с именем Асафа, тогда как Пс 83, 84 и 87 — с сынами Кореевыми (Goulder 1982). Возможно, эти собрания исполнялись разными хорами, существовавшими в персидский период. Каждый из хоров мог иметь собственные богослужебные правила или сборники гимнов, ставшие впоследствии частью общего собрания (2 Пар 25). Эти небольшие собрания имеют очень долгую историю. Входящие в них материалы были заимствованы из еще более древних собраний, возможно, из других культур, благодаря чему Книга Псалмов унаследовала огромный культурный пласт со сравнительно поздно вошедшей в него израильской составляющей (Miller 1994, 5–31). Таким образом, Книгу Псалмов можно рассматривать как результат длительной работы по собиранию, отбору и редактированию, в ходе которой множество разных поэтических произведений были соединены в ряд небольших коллекций, подходящих для чтения или исполнения в самых разных обстоятельствах, а позже — в пять книг, составивших современную Книгу Псалмов. Любой человек, имеющий сведения о том, как составлялись христианские богослужебные книги, легко сможет представить себе процесс создания Книги Псалмов, отчасти намеренный, отчасти спонтанный, безусловно, не обошедшийся без споров и определенных политических компромиссов. В итоге Книга Псалмов превратилась в свидетельство длительного поэтического поиска, попыток облечь религиозные принципы Израиля в художественную форму, на которую, однако, сильное, если не решающее, влияние оказали вполне определенные богословские взгляды и идейные установки. Этот текст в его конечной форме стал своеобразным достижением, в котором самые разные традиции последовательно переплелись в ставшее общепринятым единое поэтическое и богословское целое.

Исследователи и интерпретаторы Книги Псалмов двигались несколькими путями. Прежде всего, они старались подобрать для каждого псалма определенный исторический контекст. Подобный подход не очень продуктивен, поскольку из всего собрания лишь Пс 136 можно с уверенностью связать с конкретными историческими обстоятельствами. Говоря об историческом контексте, прежде всего следует обратить внимание на заголовки, связывающие псалмы с различными событиями из жизни царя Давида (Childs 1971). (Пс 50 — яркий тому пример: он связан с историей об Урии и Вирсавии.) По мнению ученых подобные «заголовки» не следует воспринимать как указания на реальный исторический контекст, поскольку на самом деле они представляют собой элемент переосмысления содержания того или иного псалма членами общины, жившими гораздо позже царя Давида. То же самое можно сказать и про заголовок «Псалом Давида» перед Пс 3, 4, 5 и др. Он ни в коей мере не служит указанием на автора текста. Скорее эту формулу следовало бы перевести словами «для Давида» или «царя», поскольку они могли быть частью царского церемониала.

Второй способ интерпретации псалмов, распространенный в христианской традиции, — христологический, состоящий в соотнесении их с жизнью Иисуса Христа. При этом считается, что Иисус как бы произносит тот или иной псалом, как в случае с Пс 21, либо скрывается за образом «праведного страдальца» или «царя», как в Пс 2. В первые века существования христианства подобные комментарии воспринимались очень серьезно. Яркий пример — комментарии блаженного Августина. Но по мере становления библейской критики стало ясно, что происхождение псалмов никак не связано с Иисусом. Однако этот факт не исключает второго варианта «христологической» интерпретации, рассматривающей псалмы в контексте других ветхозаветных книг. Значительное внимание этому подходу уделял в своих сочинениях Дитрих Бонхёффер (Bonhoeffer 1970; см. Miller, 2000, 345–354).

Таким образом, ни «исторический», ни «мессианский» способы прочтения текста псалмов не выдерживают критики. Единственное, что остается, — обратиться к работам Германа Гункеля, ученого начала XX века, внесшего значительный вклад в изучение Книги Псалмов. По его мнению, все собрание псалмов содержит ограниченное число риторических клише (жанров), отражающих определенный социальный контекст: жанр и социальный контекст оказываются взаимосвязанными. В итоге вместо того, чтобы стать примером свободной, наполненной инновациями речи, псалмы оказались в высшей степени стилизованными и предсказуемыми по форме произведениями. Они построены по модели устных произведений, распространенных в традиционных обществах, их клише построено на чередующихся повторах, и их главная цель — определенным образом оформлять и поддерживать жизнь общины.

В соответствии с этим, исследование жанровой специфики псалмов не является предметом соглашения или личных предпочтений исследователя, который может заниматься им, а может и полностью его игнорировать. Скорее, анализ жанров — та основа, без которой точное исследование текста вообще невозможно. Именно на этой основе должно строиться все остальное

(Gunkel, Begrich 1998, 5).

Изучая Книгу Псалмов, необходимо обращать внимание на разнообразные риторические модели, в которые облекается содержание текста, отражающего определенный исторический контекст. Эти модели могут быть самыми разнообразными с художественной точки зрения, но все же их можно разделить на несколько типов. Для того чтобы понять псалмы, надо иметь в виду, что они с момента своего создания предназначались для использования религиозной общиной, и потому пытаться датировать отдельные псалмы или устанавливать их авторов по большей части не имеет смысла. В этом отношении они в чем–то сходны с негритянскими «спиричуэле» (духовными песнопениями), которые не имеют ни автора, ни места создания, однако их возникновение неразрывно связано с общиной, в жизни которой их звучание снова и снова становилось актуальным.