– С чего вы взяли? Икона «Пятый евангелист» долгое время хранилась в церкви Вознесения. После пожара, когда пострадал серебряный оклад иконы, было решено его заменить. Оклад сняли и якобы обнаружили таинственную строку в книге. А дальше потрясающая история, которую вы наверняка слышали: икона исчезает при загадочных обстоятельствах, монаха-иконописца находят мертвым, а на его столе обнаружили копию иконы. До сих пор ученые спорят: была икона четырнадцатого века или это легенда.
– Но у меня есть сведения, что Мартынов, владелец Шахова, как раз и заказал копию иконы.
– Да ничего подобного.
Вот тут и выяснилось, все, что Платонов рассказал нам с Анной, ничего общего с действительным положением дел не имеет. Признаться, после того, как я не обнаружила в книгах никакого намека на те давние события, это меня не особенно удивило.
– Кто вам все это рассказал? – всплеснула руками Вера Аркадьевна, заинтригованная сверх меры.
– Один человек, по его словам, интересующийся краеведением. Он же сообщил о секте Хранителей во времена разгрома катаров.
– Чудеса. Я не специалист по французскому Средневековью, но никогда ни о чем подобном не слышала. По-моему, ваш человек увлекся своими фантазиями. Кто он? Какой-нибудь пенсионер, решивший посвятить себя истории?
– И пенсионер, и инвалид, – вздохнула я. – Возможно, вы о нем слышали. Его фамилия Платонов.
Выражение лица Веры Аркадьевны мгновенно изменилось, теперь на нем читалось непонимание.
– Вы имеете в виду Николая Ивановича Платонова, нашего краеведа? Он издал несколько работ, у него была прекрасная библиотека, кое-что их семье удалось спасти после революции.
– Похоже, что это он, – кивнула я.
– И это он вам рассказывал о Шахове? Странно, ничего подобного нет в его работах. Очень интересно, невероятно интересно. И даже загадочно. О фантазиях здесь и речи быть не может, он серьезный человек, но… невероятно.
– Вы с ним знакомы?
– В основном по публикациям. Когда открывали экспозицию «Мир русской дворянской усадьбы», ездили к нему, ведь Шахово их родовое имение.
– Что? – едва не закричала я, так поразило меня это сообщение.
– Ну да, его мать Мартынова Ольга Илларионовна, сестра полковника Мартынова, погибшего в Первую мировую во время штыковой атаки. Он лично повел солдат…
– Платонов на самом деле Мартынов? И он унаследовал книги из имения?
– Да, его матери удалось кое-что вывезти еще до начала полного разграбления имения. Поразительная женщина, скажу я вам, и судьба к ней благоволила, она счастливо избежала репрессий, практически неминуемых при ее происхождении. Сыну в этом смысле повезло меньше, но, в общем, и для него все закончилось более-менее благополучно. Они долгое время жили в Казахстане, куда его выслали после войны, мать уехала к нему, а после ее смерти он вернулся в наш город. Жил в районном центре, в сорока километрах от Шахова, потом, когда он был уже в преклонном возрасте, его забрала к себе дочь. В последние годы жизни он чувствовал себя очень плохо, из дома практически не выходил.
– Вы хотите сказать, что Платонов умер? – спросила я, теряясь в догадках.
– Да. Год назад или чуть больше. Он был очень плох и ушел как-то незаметно. Даже некролога в газете не было, хотя человек, безусловно, заслужил его. У нас такое часто случается, – вздохнула она. – Я сама узнала совершенно случайно. Поехала к мужу на могилу перед Пасхой убраться, там рядом похоронена супруга Платонова, Анна Леонидовна. Так вот, Николая Ивановича к ней положили. Я и увидела. Честно говоря, о нем, о его жизни стоило снять фильм, я даже звонила с этой целью на наше телевидение, но они не откликнулись.
Я сидела, хлопая глазами. Платонов еще вчера был жив, следовательно, мы говорим о разных людях.
– Я с ним виделась на днях, – сказала я. – То есть я хочу сказать… вы не помните его домашний адрес?
– Нет. Знаю, что дочь живет за границей. Она хотела забрать отца к себе, но он не поехал. Мы обращались к ней по поводу библиотеки, но никакого ответа не получили.
Рассказ Веры Аркадьевны вовсе меня не успокоил, напротив, вызвал тревогу.
– У вас случайно нет его фотографии?
– Нет. Знаю, что у Николая Ивановича была отличительная особенность, – улыбнулась она. – Он всегда носил шляпу, не снимая ее ни при каких обстоятельствах, даже в помещении, за что еще в молодости получил прозвище Ковбой. Злые языки утверждали, что он просто очень рано облысел и стеснялся этого.
Я сидела в оцепенении, не в силах справиться с охватившей меня растерянностью. Теперь сомневаться, что мы говорим о разных людях, не приходилось. Значит, Вера Аркадьевна все-таки ошиблась и видела могилу однофамильца. Но такое объяснение меня не устраивало.
– Вы не могли бы объяснить, как найти могилу Николая Ивановича? – точно во сне спросила я. Вера Аркадьевна подробнейшим образом объяснила и даже начертила схему.
– Может, с вами разговаривал какой-нибудь родственник? Хотел, чтобы интерес к имению возродился? – предположила Вера Аркадьевна напоследок, я согласно кивнула, ни на мгновение в это не поверив.
Михаил во время нашего разговора молчал и усиленно налегал на печенье домашнего приготовления.
– Едем на кладбище, – огорошила его я, когда мы вышли из подъезда. Он вроде бы икнул от неожиданности и спросил:
