– Как ты мог? Исчез, ничего не объяснив. Я… я думала… а ты… на кого ты меня променял?
– Ты довольно быстро утешилась.
– Ты мне не оставил выбора.
Я почувствовала себя крайне неуютно, любопытство, как известно, до добра не доводит. Это как раз такой случай. Ясно, что Ольга и Игорь когда-то были любовниками. Мне-то что до этого? А я сижу в кустах и подслушиваю. Подняться и просто уйти я теперь не могла, из домика меня заметят. Чертыхаясь, я принялась пятиться вдоль кустов, ожидая, когда, оказавшись на безопасном расстоянии, смогу выпрямиться, и тут, к своему величайшему изумлению, услышала голос Хоботова.
– Не смешите меня, уважаемая, – кому-то выговаривал он. – Эти сведения стоят гораздо дороже.
Тут хлопнула дверь купальни, Хоботов настороженно замолчал. Совсем рядом со мной раздались шаги, но тут же стихли. Я сидела в кустах и костерила себя на чем свет стоит, нет бы шла себе мимо… Не хватало только, чтобы меня застали за таким занятием: сижу в кустах и подслушиваю. Однако забавный сегодня денек, на всех таинственность напала.
Выдержав паузу, Хоботов опять заговорил, но гораздо тише:
– Этим сведениям, можно сказать, цены нет.
– Побойся бога, – возразили ему мощным басом. Я сразу же узнала Аглаю. – Ты такую сумму назвал…
– И оно того стоит. Ах, какая карамболь получается, – причмокнув, заметил он.
– Какая еще карамболь? – рыкнула Аглая.
– Это я фигурально. Отправляясь сюда, я, конечно, рассчитывал… так как кое-какие приметы позволяли надеяться, что визит мой послужит к большой пользе. Но чтоб такая удача… можно сказать, сама в руки идет.
– Не знаю, о чем ты болтаешь…
– А если б знала, если б знала, никаких денег не пожалела бы. Такой секрет дорогого стоит. А мне все равно, с кого денежки получить. Я своего не упущу, уж будьте спокойны. Если уж мне повезло и я здесь оказался, да на такую жилу напал…
– Сумма, которую ты назвал, совершенно неприемлема. Предлагаю половину.
– Она торговаться не будет, – захихикал Хоботов. – Уверен, как только поймет, в чем дело, выложит денежки.
– Черт с тобой, – сдалась Аглая. – Договорились.
– Вот и ладненько. Ты как денежки привезешь, так я и…
– Я тебе деньги дам, а потом выйдет, что твой секрет яйца тухлого не стоит.
– Стоит, матушка, стоит. Уж можешь мне поверить. – Тут хрустнула ветка, и Хоботов замолчал. – Поаккуратней надо, – наставительно изрек он. – Люди не любят, когда их секреты… – Голоса начали удаляться, Хоботов шел в сторону дома, Аглая топала рядом, точно слон.
Кусты качнулись, кто-то, вне всякого сомнения, подслушивал разговор так же, как и я. Подняться и взглянуть, кто там? Вместо этого я на полусогнутых пробралась к аллее, поглядывая сквозь ветви, но тот, кто подслушивал вместе со мной, тоже проявлял осторожность и выходить на аллею не спешил. Когда я наконец рискнула выпрямиться, аллея была пуста.
– Черт, – пробормотала я, подслушанный разговор здорово меня тревожил. Следовало срочно поговорить с Софьей. Я зашагала к дому и вот тогда в другом конце аллеи заметила Павла, он тоже меня увидел и поспешил укрыться за деревом.
Я шла к дому, очень надеясь, что застану Софью в одиночестве и смогу излить ей душу, точнее, свое возмущение загадочным поведением окружающих. Однако на пути к заветной цели меня ждало еще одно препятствие. Когда я свернула к правому крылу дома, в окнах первого этажа, где была студия, мелькнул чей-то силуэт. Софья собиралась зашторить окна, но от намерения до осуществления всегда проходит какое-то время. Если она и заказала шторы, то их еще не доставили, не повесили уж точно. И вот в одном из окон я увидела силуэт, который мгновенно исчез, так что я даже подумала: уж не привиделось ли мне? Я направилась в студию, чтобы выяснить это. Ключ от студии был у меня и у Софьи, однако студию далеко не всегда запирали, домашние без особой надобности туда не заглядывали, да и какая надобность может возникнуть, к примеру, у Розы или Семеныча? Сейчас дверь была не заперта, в этом я смогла убедиться, как только потянула ручку на себя. Дверь со скрипом открылась, а я подумала: надо сказать Семенычу, чтобы смазал петли. Вслед за этим пришла другая мысль: невероятно, чтобы Софья оставила дверь открытой при таком обилии граждан в доме. Вчера я студию точно запирала.
Я осторожно вошла и первым делом огляделась. Пусто. То есть пусто, конечно, не было. Вдоль левой стены полки, письменный стол, в углу подрамники, на длинном верстаке свалены холсты и краски. Посередине большой мольберт и рядом два поменьше. На одном из мольбертов стояла картина, которую я все никак не могла закончить. Цветочки в стакане с водой. Впрочем, мою мазню и картинами-то назвать неловко, так, ерунда.
То, что могло заинтересовать постороннего, находилось за дверью, которую запирали на два замка. Коллекция картин моего мужа оценивалась в несколько сот тысяч долларов, но картины находились в музее Костаса, а также в составе различных экспозиций в иных музеях. Одни картины возвращались сюда, другие отправлялись на выставку. Я сама толком не знала, каким количеством картин владею. Костас был весьма плодовитым художником, но в доме одновременно находилось не более двух-трех картин: Софья считала, что обеспечить должную охрану мы им не можем.
Я подошла к двери и на всякий случай подергала ее. Тут за моей спиной раздался скрип, я резко повернулась и успела увидеть, как захлопнулась входная дверь. Кто-то только что был в студии, услышав мои шаги, спрятался (может быть, что и под столом), а потом тихо выскользнул. Очень хотелось взглянуть на типа, которому пришла охота совать свой нос в студию. Развив прямо-таки фантастическую скорость, я толкнула дверь, и тут меня ждал сюрприз. Некто успел запереть дверь. Разумеется, это не Софья. А у кого еще может быть ключ?
– Ни у кого, – самой себе ответила я.
