успокоились. Но смотрел он на меня по-прежнему с мукой, и я некстати подумала: «Надо срочно выходить замуж, Софья права».
Макс отправился искать Ольгу, а я в сад, где к Марине, Павлу и Валентине присоединилась Софья. Она взглянула на меня с беспокойством, а Павел с усмешкой. Они вели какой-то нудный литературный спор, и я подумала, что смогу, невнятно мыча время от времени, предаться собственным размышлениям.
– Лариса, – обратилась ко мне Серова. – Борис ведь, кажется, работал на компьютере?
– Да, – кивнула я с готовностью, теряясь в догадках, зачем спрашивать о том, что ей и так хорошо известно.
– Я кое-что нашла в его бумагах, – осчастливила Валентина и полезла в сумку, которую вечно таскала с собой. Сумка больше напоминала торбу, и при желании в нее можно было запихнуть саму Валентину. Таковое желание у меня и возникло, как только она извлекла из сумки тетрадь и протянула ее мне. Обычная тетрадь в девяносто шесть листов, исписанная безобразным почерком, который и понять-то невозможно.
– Что это? – нахмурилась я.
– По-моему, часть его романа «Дети огня». Но почерк точно не Бориса.
Мы с Софьей быстро переглянулись.
– Это мой почерк, – с улыбкой сказала Софья. – Борис в то время был болен и не мог сидеть за рабочим столом. Я помню, как он лежал в кресле на веранде и диктовал мне эти бессмертные строки. – Она прикрыла глаза и добавила с чувством: – Вот тогда я осознала, что он гений.
Все замерли, наблюдая за Софьей, слезинка скатилась по ее щеке, оставив на ней мокрую бороздку. Софья вздохнула и заметила с печалью:
– Мне так его не хватает.
– Эта ужасная потеря для всех нас, – тут же влезла Скворцова, скорбно кивая.
– Тетрадочку дайте сюда, – без перехода сказала Софья и взяла из рук Серовой тетрадь. – Она дорога мне как память о тех светлых мгновениях.
Серова сидела с постной миной и вроде бы терялась в догадках, что сказать, вещь прямо-таки фантастическая, обычно недостатка в словах у нее не было.
– Пойду распоряжусь подать чаю, – улыбаясь во весь рот, возвестила я, Скворцова припустилась за мной.
– Какого черта ты позволила этой грымзе копаться в архиве? – зашипела она, как только мы удалились на почтительное расстояние.
– Я же говорила, Валентина хочет написать романизированную биографию Бориса.
– Черта лысого она хочет, – рыкнула Скворцова, гневно сверкая глазками. – Бориса она всю жизнь презирала и терпеть его не могла за то, что он стал в пять раз популярней, чем она. Я тебе скажу, что она ищет, – перешла на шепот Скворцова, нервно оглядываясь. Я, признаться, насторожилась. – Ходили слухи, что на Бориса работала бригада «негров».
Я с облегчением вздохнула, услышав это.
– Тебе прекрасно известно, что данное утверждение – чепуха.
– Конечно. Но эта кикимора надеется что-то откопать. Скажи на милость, зачем нам эти дурацкие инсинуации, когда у нас четыре практически готовых романа? Поднимут хай, что это уже не Артемьев, и как это скажется на продажах? Чего она вообще здесь торчит? – досадливо продолжила Скворцова. – Убиралась бы подобру-поздорову. – Я кивнула, думая про себя, что и Скворцовой давно пора отбыть. – Надо поспешить с договором. Ты же знаешь, я даю хорошую цену, – ласково закончила она, потопталась на месте и, не дождавшись моего ответа, вернулась к гостям в саду. Я пошла на кухню распорядиться насчет чая.
Навстречу мне попалась Крыся, с недовольным видом она жевала бутерброд с икрой. Увидев меня, она хмуро спросила:
– Ты Игоря не видела?
– Нет.
– Не могу его найти.
– Возможно, он у реки? Погода прекрасная.
Крыся проследовала дальше.
Я попросила Наталью подать чай гостям в сад, а сама поднялась к Сусанне. Тетушка по-прежнему мычала и сильно гневалась, норовя запустить в меня мелкими предметами, до которых могла дотянуться. Я сократила свой визит до минимума и вернулась в сад.
Чувствовала я себя не то чтобы скверно, а как-то неуверенно. Мы с Софьей так и не решили, сообщать в милицию о найденной машине или дождаться, когда они ее сами найдут. Я бы предпочла второй вариант. Чем реже мое имя упоминается в милиции, тем лучше. Но был еще Павел. Как поступит он, предположить трудно. Если, ныряя в реке, он удовлетворял свое любопытство, это одно, а если у него далеко идущие планы – совсем другое. Оттого я и нервничала в то утро. Ко всему прочему, мне не давали покоя мысли о крысином яде. Если банку позаимствовали из мойки, значит, кому-то яд понадобился. А для чего? Подумать страшно. Предположим, потенциальный убийца случайно обнаружил яд в кухне. Но такого количества яда хватит на то, чтобы перетравить всех в округе, к тому же банка – это улика, от которой лучше всего поскорее избавиться. Что предполагаемый убийца и сделал: выбросил ее в клумбу. Боюсь только, что малую толику содержимого он оставил себе. «Следует предупредить гостей, – решила я. – Надеюсь, они перепугаются и разъедутся. А кто не пожелает уехать, тот и есть потенциальный убийца, решивший меня отравить». Я скривилась при этой мысли. Пока убийца на мою жизнь не посягал, так что не ясно, что он здесь вообще делает. Свои скверные делишки он мог бы проворачивать в другом месте, ему все равно, а мне спокойнее.
В момент, когда меня одолевали эти мысли, я как раз проходила мимо гардеробной и вдруг услышала
