города, там никто ничего о них толком не знает, сюда подались искать работу. Но Вадим не теряет надежды, с кем-то же они здесь встречались…
– Что ж, – кивнула я. – Возможно, ему повезет.
Заподозрить Долгих в том, что он, разыгрывая убитого горем любовника, попросту валяет дурака, было проще всего. Однако приходилось признать, что разыгрывает он это мастерски. И его расследование! Боится, что менты ненароком сунут нос, куда их не просят? Я бы на его месте сидела тихо и не высовывалась. Генеральная прокуратура и фээсбэшники из Москвы – это не местные дяди, что охотно кушают из его рук. Как бы мальчик не перемудрил. Но вместе с этими мыслями вдруг появилась другая. А если Долгих знать ничего не знал ни о расследовании Елены, ни о документах в ее сумке? Вот, кстати, и причина моего очередного везения: он просто не знал. А что, влюбился и понятия не имел, что происходит у него под носом. Но кто-то был в курсе и ситуацией воспользовался? Конкуренты? Вполне возможно, они давно охотятся за компроматом. Следили за Еленой и обратили внимание на нашу дружбу. А дальше дело техники. Может, печаль Долгих относится вовсе не к потере возлюбленной, и кто-то уже намекнул, что время его господства в городе миновало безвозвратно?
А следом за этой пришла другая мысль, и от нее мне стало не по себе. Но чем больше я над ней размышляла, тем вероятнее она мне казалась. Оттого на следующий день я вознамерилась отыскать Ника.
На звонки он упорно не отвечал, и я отправилась по злачным местам на его поиски. Ник сидел в баре «Подсолнух» в компании трех придурков и находился в той стадии опьянения, когда его тянуло пофилософствовать. В настоящий момент он цитировал Ницше и весело хихикал, а благодарные слушатели ему внимали с очумелыми лицами, знать не зная, как следует реагировать. Ницше им был малоинтересен, непонятно, кто такой, и фамилия подозрительная, но, если Ник им восторгается, с комментариями лезть не следовало, чего доброго, получишь в ухо. Ник обожал отыскивать каких-нибудь идиотов и разом обрушивать на них свою ученость, которой он любил прихвастнуть, и потом наблюдать страдания окружающих. Парни уже заметно измучились и моему появлению обрадовались, оно внесло разнообразие в затянувшуюся пьесу «Моисей вправляет мозги своему народу».
– Это моя девушка! – заорал Ник. Парни заинтересованно на меня уставились, гадая, что за идиотке пришла охота иметь дело с Ником. – Скучает без меня, – продолжил он кривляться. – Проходу не дает. Чего притащилась, радость моя?
– По-моему, ты уже достаточно наклюкался, – сказала я.
– Достаточно для чего?
– Чтобы ехать домой.
– Ничего подобного. Кстати, солнышко, последний раз я видел тебя в кабаке, пьяную в хлам, ты висла на каком-то уроде и на мой призыв припасть к родной груди послала папу на хрен. Так что не обессудь и двигай в указанном направлении. У нас тут серьезный разговор.
– Мальчишник считаю оконченным, – сказала я парням. – Топайте отсюда. – Они переглянулись, а Ник хихикнул.
– У нее жуткий характер и хороший удар правой, моя, между прочим, школа. Так что возражать ей не советую. – Олухи переглянулись вторично, видно, Ницше сильно ударил по мозгам, и они еще не успели обрести простой и ясный взгляд на мир.
– Топайте, – сказал Ник, чуть изменив интонацию, но этого оказалось достаточно, чтобы они поднялись и скоренько удалились. – Ты испортила мне вечер, – пожаловался Ник. – Я сегодня был в ударе, и люди такие славные попались… ладно, что с тобой делать, вези домой.
В машине он надвинул кепку на глаза, сложил руки на груди и вроде задремал.
– Ты спишь? – окликнула я.
– Практически да. Но плоть моя восстала и жаждет воссоединения с твоей. Надеюсь, мои желания найдут отклик в твоей душе.
– Непременно.
– С чего это вдруг? – взглянул на меня Ник из-под кепки. – Что, небожитель с крючка сорвался? Кстати, эта сволочь на меня косо смотрит, не нравится ему наша большая любовь, не нравится. Ну и хрен с ним.
Мы подъехали к дому Ника, он вышел из машины и направился к подъезду, не обращая на меня внимания. В квартире сбросил куртку на пол и прошел на кухню. Встал у плиты, сварил кофе, что-то насвистывая. Выглядел абсолютно трезвым, только глаза оставались красными, намекая на недавние возлияния. Я подозревала, что водка действует на Ника так же мало, как и на меня, то есть вообще не действует, по крайней мере, переход от бессознательного состояния к трезвомыслию был у него всегда стремительным и зачастую неожиданным, вот как сейчас.
Он разлил кофе в две чашки и одну поставил передо мной.
– Наслаждайся. – Устроился по соседству, пил кофе, выглядел задумчивым и даже грустным. – Чего притащилась? – спросил, когда его чашка опустела. – Насчет сладкоречивого я не шутил, на днях он грозился, падла, мол, если узнаю и все такое… Есть же жмоты, которые любят жрать в одну харю… Так что прости-прощай, дорогуша, любить тебя я больше не могу, старшие по званию не позволяют.
– Я думала, ты делом занят, – сказала я.
– Каким еще делом?
– Рахманов сказал: Долгих затеял собственное расследование. Неужто без тебя решили обойтись?
– Это какое расследование? А-а… журналистка. Без меня никак, – дурашливо выпятил грудь Ник и насмешливо добавил: – Расследуем…
– Зачем ему понадобился этот спектакль?
Рука Ника, потянувшаяся к чашке, вдруг зависла, и он исподлобья посмотрел на меня. С непониманием и интересом.
– В смысле?
