не смог отказать тебе в таком удовольствии.
– Я-то думала, это ты получаешь удовольствие.
– Вовсе нет. Было грустно смотреть, как ты напрасно пытаешься меня разозлить. Хочешь выпить? – спросил он. Я кивнула. – Мартини с апельсиновым соком без льда? – уточнил он по пути к двери. – Или твои вкусы изменились?
Он вышел в соседнюю комнату, я слышала, как он возится там, достает бутылки, разливает напитки.
– Не изменились! – ответила громко.
Он вернулся, протянул мне рюмку, сел в кресло и вертел в руках бокал, согревая ладонями коньяк.
– Тебе идет этот цвет волос, – заговорил он, потом погрузился в размышления, черт его знает, о чем он думал. – И эти смешные косички… Ты в курсе, что Рахманов увез твоего ребенка в Англию?
– Что? – растерялась я.
– Да-да. Укатил три дня назад. Наверное, опасался, что ты его выкрадешь. Кстати, тебе такая мысль в голову не приходила?
– Нет.
– Почему? – вроде бы удивился он.
– Ты знаешь ответ.
– Ах, ну да, ты вершила правосудие. Ребенок тебя уже не интересует?
– Тебе прекрасно известно, что…
– Что? – улыбнулся он. – Что у тебя не было шансов выжить, и, хоть ты это знала, тебя это не остановило? Похвальная жажда справедливости. Я-то думал, ты заберешь ребенка и поспешишь унести отсюда ноги. Но судьба сына тебя, похоже, совсем не волнует.
– Зачем ты все это говоришь? – нахмурилась я.
– Пытаюсь понять, – развел он руками. – Для тебя он в Англии недоступен, но для меня… Вполне вероятно, что ты его скоро увидишь.
Я замерла, сцепив зубы. Он поднялся, подошел сзади и наклонился ко мне:
– Интересно, как ты поведешь себя, если твой ребенок окажется здесь? Продолжишь скалить зубы или это будет совсем другое шоу? Вот видишь, милая, он еще за тысячи километров отсюда, а смеяться тебе уже расхотелось. А ты говорила: фантазии у меня нет, есть, есть, не сомневайся.
– Надо было добить тебя там, в машине, – тихо сказала я.
– Кстати, а почему ты этого не сделала?
Он продолжал стоять за моей спиной, шепча мне в ухо, и от этого становилось еще более не по себе.
– Какая разница? – отмахнулась я.
– Для меня разница есть. Так почему?
Он наконец-то выпрямился и отошел, мне стало легче дышать. Ден сел в кресло рядом и теперь смотрел мне в глаза внимательно, точно хотел что-то прочитать в них.
– Ну, так почему? – нетерпеливо повторил он вопрос.
– Испугалась, – пожала я плечами и поспешно отвела взгляд.
– Чего?
– Хоть ты и мразь, но стрелять в человека в упор…
– Вот как? А другой причины не было? – голос его стал вкрадчивым, едва слышным.
– Другой причины? – не поняла я.
– Да, милая, да. Чего ты на самом деле испугалась?
– Ты и вправду чокнутый, Ден. – Я попыталась отодвинуться от него, но он взял меня за руку и притянул к себе.
– Я тебя простил, – усмехнулся он. – Я простил, потому что знаю о тебе чуть больше, чем ты сама о себе знаешь. Я помню твое лицо, когда ты смотрела на меня. Как мне было жаль тебя, девочка, невыносимо жаль. – Я попробовала вырвать свою руку, но он только крепче сжал ее. – Когда ты узнала, что я жив, какое чувство было первым? Вспомни, ну?
– Досада.
– Врешь, – покачал он головой. – Какой в этом смысл? Я и так знаю. Но ты не хочешь в этом признаться, даже самой себе. В этом все дело. Проще всего мне было сдохнуть там, в машине. Но я не мог себе этого позволить. Знаешь почему? Тогда у тебя не было бы шанса все исправить. В больнице я ждал тебя, ждал, что ты придешь и скажешь… А ты с порога принялась кривляться, и стало ясно: ты опять ничего не поняла, не желаешь понимать. Что ж, придется тебе помочь.
– Ден, о чем ты говоришь? – спросила я, больше не обращая внимания на свой дрожащий голос.
Он засмеялся:
– Я отвечу, а ты опять скажешь, что я спятил. Нет, милая, я дождусь, когда ты сама мне скажешь. Возможно, на это уйдет много времени и нервов, твоих и моих, но что делать.
