– А можно в понедельник? – спросила я робко. – В субботу у меня день рождения. Мне бы хотелось отметить его здесь. – В этом месте я выжала из себя слезу.
– Конечно, Варя, – сразу же согласился Папа, а Док прямо-таки позеленел. Про день рождения он забыл, что называется, дал маху.
– Владимир Иванович, – торопливо начал он, но Папа отмахнулся:
– Решено, в понедельник.
Док встал с кресла и, кивнув на прощание, пошел к двери.
– Я вас провожу… Док, только не говори, что ты продал меня Орлову, – сказала я, когда мы шли к калитке. Он резко остановился.
– Варя, ты больна… Тебе надо срочно лечь в больницу.
– Вы, сукины дети, решили до конца жизни запереть меня в психушке?
– Ты не понимаешь, что творишь… Ты больна, тебе нужна помощь.
– Да пошел ты! Покопайся в своих мыслях, Док, найдешь массу интересного… Ты ревнивый ублюдок, вот и вся правда.
– Нет, – сказал он и даже вроде бы передернулся.
– Да. Ты сам больной, кретин! Ты не можешь стать моим любовником и поэтому хочешь запихнуть меня в психушку.
– Я люблю тебя и хочу тебе помочь.
– Конечно, – хмыкнула я.
– Варя, тебе надо лечь в больницу, – жалобно проскулил он.
– Само собой, а ты будешь за мной ухаживать. Решетки на окнах и ты – единственный, кто возьмет за руку.
Я проникновенно улыбнулась. Со стороны сцена прощания, должно быть, выглядела трогательно.
Я вернулась в комнату, мысленно рыча. Предательство Дока спутало все карты. У меня всего пять дней, в этот промежуток придется уложиться, иначе… Одно хорошо, у Скобелева Док не был. Его одолевали другие думы, о бывшем соседе он не вспомнил. Значит, надо найти Скобелева.
– Резо, – позвала я через полчаса. – Поехали за подарками.
– Пойду отпрошусь у Папы.
Папа согласие дал охотно: чувствовал некоторую неловкость, Док чересчур легко смог убедить его в том, что мне нужно лечь в больницу. Сейчас Папа не очень-то интересовался мною. Не то чтобы вдруг охладел к «дочке» или жалел о том, что оставил меня в своем доме, просто в настоящий момент его одолевали другие заботы.
– Куда? – спросил Резо, как только мы выехали из ворот.
– К телефону, – ответила я. Однако дозвониться в тот вечер Скобелеву мне так и не удалось. Еще надо было встретиться с Орловым, попытаться убедить его в том, что Док свихнулся, ну и заодно пошарить в его мозгах. Я набрала номер, услышав знакомый голос, поздоровалась и сразу перешла к делу:
– Евгений Петрович, надо встретиться и поговорить. В понедельник ложусь в больницу, есть дело, которое не могу бросить на полдороге. За эти дни не управлюсь, так что нужна ваша помощь.
– Что за дело? – вроде бы недоверчиво спросил он, а я понизила голос:
– Я звоню из автомата, здесь полно людей. Может, вы приедете ко мне на квартиру, разговор займет около часа. Сможете выкроить время?
– Ты живешь у себя? – насторожился он.
– Нет. Но вечером буду там.
– Когда подъехать? – подумав, спросил Орлов.
– Да когда вам удобнее.
– Скажем, часов в восемь, хорошо?
– Жду, – обрадовалась я.
Мы отправились в центр и пару часов бродили по магазинам. Женщина, которой позволили купить себе столько подарков, сколько она захочет, и вернувшаяся с пустыми руками, несомненно, убедит окружающих в том, что она сумасшедшая. Сумасшедшей я буду только с понедельника, так что следует себя порадовать. Изрядно потратившись, мы вернулись к Папе.
А дальше началось сплошное невезение. Сначала пришлось позаботиться об ужине, для этого съездить в магазины за продуктами (продуктов всегда покупали помногу с расчетом на несколько дней), потом Папу потянуло на лирику, и он завел со мной беседу, а затем решил сыграть в шахматы. Стиснув зубы, я делала вид, что это лучший день в моей жизни.
«Орлов может позвонить, убедится, что меня нет дома, и на встречу не пойдет», – с тоской думала я.
Без пятнадцати восемь, лишившись остатков терпения, я вдруг вспомнила, что не купила свечи для праздничного торта. Универмаг работает до десяти, и я вознамерилась ехать немедленно. Папу мое решение не только не насторожило, но даже не удивило. В общем, мы с Резо полетели сломя голову ко мне на квартиру, но все равно появились там с опозданием в полчаса. Орлова, конечно, не было. Я чертыхалась и принялась ему звонить, но ни дома, ни на службе застать его не смогла. В крайней досаде пнула кресло, и мы отправились домой.
