– Я тронута… И говорю без иронии, – поспешно заверила я, чтобы он чего-то не подумал.
– Я заметил, – кивнул Марк Сергеевич, разливая вино в бокалы. – Попробуйте.
Я попробовала, хотела восхититься, но решила, что это будет очень глупо, и просто улыбнулась.
– Не понравилось? – огорчился он.
– Нет, почему же…, только, если честно, я не разбираюсь…
– Не беда, я вас научу.
Не могу сказать, что его слова воодушевили. Скорее, наоборот.
– Я хотела обсудить с вами… – начала я, но он перебил:
– Давайте поговорим о приятном. Когда красивая девушка…
– Слушайте, – не выдержала я, – такое впечатление, что вы собрались меня соблазнить.
– А вы против? – удивился он. – Жаль, а я надеялся. Я приготовилась ответить нахалу, но он засмеялся:
– Ярослава Анатольевна, я пошутил.
– Не шутите так больше, я и без того чувствую себя…
– Как? – усмехнулся он.
– Не в своей тарелке.
– За вами что, мужчины никогда не ухаживали?
– По-моему, для этого время самое неподходящее.
– Что ж, придется отложить до лучших времен.
– Вы опять шутите?
– Нет. Сейчас я говорю серьезно. А что вас удивляет? Вы женщина, я мужчина, грешные мысли вполне извинительны. – Он опять засмеялся, а я заподозрила, что надо мной все-таки издеваются, и решила сменить тему.
– Можно задать вопрос?
– Конечно.
– Впрочем, нет, вдруг вы рассердитесь.
– Вы меня заинтриговали. Задавайте ваш вопрос.
– Что у вас с ногой? – Спросила, и сразу стало ясно, что спросила зря. Ну и ладно, по крайней мере, разозлится и грешные мысли его оставят.
– Это с рождения, – помедлив, ответил он.
– Да?
– Нет, – покачал головой Прохоров, чем весьма удивил. Я смотрела на него, не зная, как реагировать, а он продолжил:
– Я ведь вам говорил, что мой отец скверно обращался с моей матерью. Однажды он, по обыкновению, ее ударил. Мне тогда было лет шесть, я бросился защищать мать, и отец отшвырнул меня. Крайне неудачно, я сломал ногу. Но отец, должно быть, решил, что я просто притворяюсь, и не позволил вызвать «Скорую». Сказал, что человек должен отвечать за свои поступки. И только на третий день он отвез меня к врачу. С тех пор одна нога у меня короче другой. Вот и все. – Взглянув на меня, он неожиданно улыбнулся.
– Зря я спросила, – смутилась я.
Если честно, у меня от его рассказа мурашки по спине побежали, и то, что говорил он спокойно, даже вроде бы равнодушно, как о чем-то незначительном, делало его рассказ еще более чудовищным.
Разумеется, после бестактного вопроса я вовсю старалась загладить свою вину и оттого болтала без умолку. Прохоров слушал внимательно, говорил мало, кивал время от времени, но взгляд его, меня смущал и даже беспокоил. В конец концов, я начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.
– Еще вина? – спросил он.
– Нет, спасибо.
– А я, пожалуй, выпью.
Он смотрел пристально, с едва уловимой насмешкой. Его взгляд словно вжимал меня в кресло, которое украшало его столовую, и было ясно, он не столько занят разговором, сколько тем, что у него перед глазами. А перед глазами была я, и оценивал он меня отнюдь не с эстетической точки зрения. И я решила, что с меня хватит, поблагодарив, сказала, что хотела бы отдохнуть. Конечно, я могла бы рявкнуть, чтоб он не смел так нагло меня разглядывать, а он бы наверняка удивился, и мы опять затеяли бы перебранку, втягиваясь в эту нелепую игру, как святые втягиваются в грех, то есть всегда из лучших побуждений.
– Я здесь уберу, – предложила я.
– Что вы, я способен все сделать сам, – ответил он насмешливо.
Я подумала, что загрузить посуду в посудомоечную машину он и впрямь вполне способен, и удалилась.
Примерно через полчаса после этого Марк Сергеевич отправился в ванную, которая примыкала к его спальне, но имела выход не только в спальню, но и в коридор. Проходя мимо, я слышала, как за дверью
