замешательстве произнесла я.
Прохоров как-то странно взглянул на меня, но ничего не ответил.
Мы вернулись к машине, Марк Сергеевич повел автомобиль в сторону дома, но мне, признаться, было не интересно, куда и зачем мы едем. Я продолжала размышлять над словами Разина, и чем дольше размышляла, тем неприятнее и тоскливее становилось на душе. Вдруг вспомнила похороны отца. Мы ехали на автобусе, гроб стоял возле моих ног. Отца я никогда не видела ни живым, ни мертвым (хоронили его в закрытом гробу), оттого происходящее казалось игрой. Я так и не поняла, что отец умер, для меня «смерть», «похороны» – были ничего не значащими словами, ведь я была совсем маленькой и отца практически не знала. Я лишь слышала о нем от мамы и бабушки, и мне казалось, что любой отец должен находиться где-то далеко, его все любят, ждут, но его не может быть рядом. Поэтому в детском саду я так удивлялась, когда за другими детьми приходили отцы. И его смерть ничего не изменила в моей жизни: он опять ушел, теперь уже навсегда. Бабушка плакала, сидя рядом со мной, а мама хмурилась и молчала. Мы были втроем, это я помню совершенно точно. На кладбище, конечно, были еще люди, те, что помогали с похоронами, но из провожавших мы одни. Теперь, спустя почти двадцать лет, это показалось мне странным. Впрочем, за те пять лет, что его безуспешно искали, все свыклись с его гибелью, а для бабушки и мамы, наверное, было проще никому ничего не сообщать. И все-таки что-то сейчас беспокоило меня, заставляя до боли сжимать руки.
Из глубокого раздумья меня вывел Прохоров.
– Похоже, никто не присматривает за нами, – сказал он. – А я был уверен, что после визита к Разину «хвост» непременно появится. Впрочем, теперь они знают, где вас искать.
– Вот что, – неожиданно для самой себя сказала я. – Поедем на кладбище.
– На какое кладбище?
– Где похоронен мой отец. Это недалеко от города, в бывшем имении жены моего прапрадеда.
– Ничего не имею против, только… – Прохоров замолчал и посмотрел с сомнением:
– Надеюсь, ваше желание, как бы это выразиться…, н-да…, надеюсь, вы не приняли слова Разина за чистую монету? Но даже если я ошибаюсь, что вам даст посещение могилы?
– Марк Сергеевич, помолчите, пожалуйста, – попросила я.
– Хорошо. Говорите, куда ехать.
Конечно, он был прав. На что я надеялась, отправляясь туда? Получить откровение? Если бы у меня были его бумага… Но теперь уже ясно: Разин их не отдаст, и тайна так и останется тайной.
Кладбище располагалось на холме возле реки. Шоссе разрезало деревню на равные части, от магазина шли две проселочные дороги, одна к реке, другая мимо трех десятков домов к кладбищу. От реки вверх на холм тоже была дорога, но далеко не каждая машина могла там проехать.
Мы свернули возле магазина, и тут Марк Сергеевич вдруг затормозил.
– Взгляните, – сказал хмуро и кивнул в сторону реки.
Я посмотрела в том направлении и увидела джип, петлявший по ухабистой дороге. Джип взял левее и начал подъем. Вне всякого сомнения, путь его лежал к кладбищу, так что предположение, что это рыбаки или припозднившиеся отдыхающие, можно было смело отбросить.
– Вы думаете… – начала я.
– Придется идти пешком, – изрек Прохоров. – Не стоит привлекать к себе внимание.
Он свернул в переулок, и там мы оставили машину – теперь увидеть ее с дороги было невозможно.
Кирпичная стена, окружавшая кладбище, просела, а местами и вовсе обрушилась. Через один из таких проломов мы и вошли на территорию. Могила отца была ближе к краю, с той стороны, где река. Вековые деревья отбрасывали длинные тени и были для нас надежным укрытием. Джип я не видела, но он, вне всякого сомнения, стоял с той стороны стены. Очень скоро я заметила троих молодых людей, которые, не спеша, направлялись к могиле отца. Один открыл калитку ограды и вошел внутрь, двое других флегматично оглядывались. На могиле стоял каменный крест с фамилией и датами. Парень присел на корточки, точно его очень заинтересовали цветы, что росли на могиле.
– Плевое дело, – довольно громко произнес он. – Только если бы кто спросил мое мнение…
– А тебя никто не спрашивает, – возразил другой. – Ну, что, потопали? И они направились к машине.
А мне вдруг вот что пришло на ум. Свято храня память о сыне, бабуля навещала его могилу довольно редко. Обычно перед Пасхой и два-три раза летом, чтобы навести порядок, и полить цветы в засуху.
Парни исчезли в проеме ограды, а я все стояла, прислонившись к дереву, погруженная в невеселые мысли. Послышался звук заработавшего мотора, и вскоре я увидела джип, спускавшийся к реке.
– Занятно, что мысль посетить кладбище пришла в голову не только вам, – подал голос Прохоров и опять как-то странно посмотрел на меня.
Мы направились к могиле, но пробыли возле нее недолго. Разумеется, никакого озарения на меня не снизошло, а вот беспокойство усилилось.
– Давайте возвращаться, – кивнула я. По дороге к машине Прохоров сказал:
– Я заметил на выезде кафе, мы могли бы перекусить там, а потом немного отдохнуть у реки.
– Что? – Я повернулась к нему, а он усмехнулся:
– Думаю, у этого неожиданного визита должно быть продолжение.
– Какое? – растерялась я.
– Дождемся ночи, и узнаем.
– Вы считаете, они вернутся? Но зачем?
