рождения, а никакой Татьяны я вовсе не помню. «…Она несколько раз приглашала меня в кафе, всячески выказывала свою заинтересованность, говорила, что я ей очень симпатична, обещала устроить в фирму мужа…» Да что за бред? Я едва не выбросила листы бумаги, но все-таки продолжила чтение: «…22 февраля сего года она опять пригласила меня в кафе, мы выпили, и Лилия Романовна пожаловалась на своего мужа, он ревнует ее, приставил за ней следить какого-то парня, а у нее любовная связь, и она боится, что муж об этом узнает. Я ей посочувствовала, после этого Лилия Романовна еще дважды заводила разговор на эту тему, пока 20 марта не обратилась ко мне с просьбой, которая заключалась в том, что я должна сыграть ее роль…»
– Сыграть ее роль, – повторила я как во сне.
«…Она пояснила, что в ночь с 24 на 25 марта будет у своего любовника, а я должна провести ее в каком-нибудь людном месте, выдавая себя за нее, чтобы молодой человек, наблюдавший за ней, смог убедиться, что она…» Теперь до меня стал доходить смысл того, что я держала в руках. Дальше шло подробное описание, как мы встретились возле теннисного клуба, как в подъезде дома номер двадцать семь по улице Большая Гончарная переоделись в вещи друг друга и вскоре покинули подъезд, как Татьяна Михайловна просидела несколько часов в «Ласточке», вылила на себя красное вино и так далее. Заканчивалось послание следующим абзацем: «…Я воспринимала все это как забавное приключение, пока совершенно случайно не узнала, что в ту ночь муж Лилии Романовны был убит и в убийстве подозревают его жену. Я очень испугалась, что меня обвинят в соучастии, поэтому в милицию не пошла. Я пыталась связаться с Лилией Романовной, но она избегала объяснений со мной. Восьмого апреля мне позвонили по телефону с угрозами, что, если я пойду в милицию или расскажу кому-нибудь о случившемся, меня убьют. Я не знала, что делать, хотела уехать из города, но родных у меня нет и обратиться за помощью не к кому. Я вновь пробовала объясниться с Лилией Романовной, но она сделала вид, что меня не узнала. С некоторых пор я стала замечать, что за мной следят. Сегодня, 25 мая, я стояла на троллейбусной остановке, когда кто-то неожиданно толкнул меня сзади прямо под колеса машины. Только чудом водитель успел затормозить. Вечером мне опять звонили с угрозами и советовали забыть Лилию Романовну. Я боюсь, что меня убьют. Это страшная женщина, и я надеюсь, что бог ее покарает. Честное слово, я ни в чем не виновата, я не знала, что она замышляет, а в милицию не пошла, потому что боюсь, что меня посадят в тюрьму». Далее следовали дата и подпись.
Женщина очень подробно описала все, что произошло в «Ласточке», и про встречу с таксистом тоже не забыла. У меня не осталось сомнений, что в ночь убийства она действительно изображала меня по чьей-то просьбе. Если я ее об этом не просила, значит, существовала женщина, выдававшая себя за меня, причем мы с этой женщиной должны быть похожи… Кто в это поверит? Да меня засмеют, стоит лишь заикнуться об этом. Если письмо попадет в милицию, мне конец.
Я перевела взгляд на телефонную трубку в ожидании звонка, но «папочка» не торопился. Он позвонил уже ночью, когда я, выпив снотворное, смогла наконец-то уснуть.
– Ну вот, – сказал он насмешливо, – а ты думала, никто не узнает о твоих маленьких хитростях. Женщину ты убила напрасно, бедняжка вряд ли рискнула бы пойти в милицию.
– Я никого не убивала, – пробормотала я, прекрасно понимая, как неубедительно это звучит.
– Конечно. Она сама нанесла себе удар тяжелым тупым предметом, оттого и скончалась.
– Я не убивала мужа, и мне не за что было убивать эту женщину.
– Это ты в суде расскажешь. Может, кто и поверит. Что ж, муж, два его брата, фотограф, теперь еще и эта баба. Я ведь предупреждал, с убийством всегда так. Убиваешь одного, потом второго, чтоб следы замести, а потом входишь во вкус и мочишь налево-направо.
– Откуда у вас это письмо? – спросила я.
– Какая разница. Сегодня оно у меня, а завтра будет в милиции.
– Что вы хотите? – спросила я и услышала:
– Все. Все, что у тебя есть.
– Я не понимаю…
– Заграничные счета. Назвать точные суммы? Прибавь виллу в Испании.
– Откуда вы о них знаете? Кто вы?
– Я сказал, как тебе следует меня называть. Ну так что будем делать с письмом?
– Вы же понимаете, мне понадобится время, это не так просто.
– Я подожду. Но недолго. Я могу отправлять его в ментовку частями. Неплохая идея, правда? Это как сериал. Все ждут, что будет завтра. И это подстегнет тебя шевелиться побыстрее. Через неделю я отправлю начало письма, скажем, первый абзац.
– Но…
– Никаких «но». И не вздумай хитрить. Мне нужно все.
– Подождите, ведь мне необходимо…
– Как только ты будешь готова перевести деньги, я сообщу, куда. Спокойной ночи, любовь моя.
Я стиснула зубы и завыла по-звериному. Жуткий вой отозвался в стенах дома и вернулся ко мне, изрядно напугав, я лежала в холодном поту, таращась в потолок, и совершенно отчетливо где-то там над собой видела муху, она еще билась в паутине, но как-то слабо, и чувствовалось, что она долго не протянет.
Утром приехал Сережа, он очень изменился за эти сутки. Под глазами мешки, лицо землисто-серое, рубашка вчерашняя, а узел галстука сбился набок. Он ничуть не напоминал преуспевающего бизнесмена, скорее потерявшегося ребенка.
– Эта сволочь мне звонила, – с порога начал он. – Теперь он требует двести тысяч.
Я хотела рассказать ему о письме, но передумала, он был слишком занят своими проблемами.
– Ты сделал, что я просила? – не очень-то вслушиваясь в его слова, спросила я.
– Что? А… да, сделал. За Шерманом и этим парнем присмотрят, только что толку? Он же держит нас за
