блуждания останутся незамеченными. На углу, прямо под водосточной трубой, стояла бочка для сбора дождевой воды, должно быть, для поливки роз, которые росли здесь в изобилии. Не знаю, что меня заставило заглянуть в нее, но я заглянула и замерла в растерянности. Потому что увидела кроссовки. Они вроде бы плавали в воде подошвами кверху. Кроссовки могли принадлежать ребенку, размер тридцать пятый, не больше.
Я пригляделась получше и едва удержалась на ногах, промычала что-то невразумительное, тыча в бочку пальцем. Танька подскочила, ухватилась за кроссовку и тоже начала мычать, а потом мы дружно заорали и, как впоследствии выяснилось, разбудили весь поселок. Причина была уважительная, потому что кроссовки вовсе не плавали сами по себе, а были на ногах Леопольда. Кто-то сунул несчастного карлика в бочку и держал там головой вниз, пока он не захлебнулся.
Последующие за этим события описывать не буду, прежде всего потому, что помню их смутно. На наш крик прибежали сначала обитатели дома, затем жители ближайших домов, а очень скоро весь поселок. Кто-то вызвал милицию, и начались нескончаемые вопросы. Больше всех досталось нам с Танькой. Оно и понятно. Очередной труп обнаружили мы, надо еще было как-то объяснить, что мы делали в половине пятого утра возле дома, когда добропорядочным гражданам положено спать.
Хуже всего было то, что, обалдев от такой находки, мы с сестрой не смогли договориться о том, что следует сказать представителям закона, а о чем лучше помалкивать. И в результате выложили все. Разумеется, о появлении Самарского в доме тоже. В последний момент Танька успела мне шепнуть: «Молчи о сокровищах, Самарского мы из своей комнаты видели». Скажи мы о поисках сокровищ, и нас запросто запишут в убийцы за неуемное корыстолюбие. Поэтому к словам сестры я прислушалась и заявила следователю, что мы ждали Леопольда, который назначил нам встречу. Услышав шаги, выглянули в коридор и увидели там Самарского. А когда карлик в назначенное время не появился, решили его поискать. Танька в точности повторила мои слова, они были запротоколированы, и мы таким образом сами вырыли себе яму. Самарский назвал наши показания бредом, а когда провели следственный эксперимент, выяснилось, что, находясь в комнате, разглядеть идущего по коридору мужчину, да еще в темноте, мы не могли. Получилось, что мы оклеветали человека и навлекли на себя еще большие подозрения. Взмокнув от волнения, с ужасной головной болью, я ждала, что нас арестуют с минуты на минуту. Если бы я была на месте следователя, так бы и сделала. А что, вполне логично. Я убила Ирину, желая помочь сестре получить наследство, а так как, по моим собственным показаниям, карлик в тот момент вертелся по соседству и мог что-то заподозрить, мы уже вместе с сестрой решили избавиться от него. Две женщины вполне справятся с таким малышом.
Я уже видела себя в наручниках и порывалась рассказать правду, очень сомневаясь, что теперь в нее кто-то поверит. Самарский категорически все отрицал, и господа в погонах склонны были верить ему, а не нашим фантазиям, как они выразились. Прибавьте к этому то, что мы с Танькой начали путаться в показаниях, что вполне понятно, когда человек врет. В общем, вы понимаете, каково мне было в тот день. Только после обеда нас перестали допрашивать и сказали, что мы свободны. Это было так неожиданно, что я разрыдалась, а Танька увидела в этом большое коварство, не в моих слезах, разумеется, а в словах следователя.
– Нам готовят ловушку, – изрекла она, морща лоб.
– Какая уж тут ловушка. Мы сами сделали все, чтобы оказаться в тюрьме. Чего тебе не спалось, скажи на милость? Не увидели бы Самарского и не нашли бы Леопольда.
– Леопольда все равно утром нашли бы.
– Конечно. Но не мы, – упрямилась я. – А теперь мы подозреваемые номер один.
– Прости меня, – тихо сказала Танька. – Это я тебя втравила в историю. Зачем мы вообще сюда поперлись? Теперь загремим в тюрьму, а Витька получит миллион и будет жить в свое удовольствие с какой-нибудь кикиморой, а про меня и думать забудет. – От такой перспективы Танька так разволновалась, что пошла пятнами и добавила несколько невпопад: – Черта им лысого. Еще посмотрим, кто кого. Яснее ясного, карлика этот гад Самарский убил. Мы его выведем на чистую воду.
– Как, интересно? – съязвила я, хотя пререкаться с сестрой в такую минуту вовсе не входило в мои планы.
– Но ведь все сходится. Он убил Ирину…
– С какой стати?
– Должна быть причина. Например, она знала, что это он убил дядю. Да-да, все просто.
– Ага. Знала и целый месяц молчала и даже зачем-то пошла к нему ночью. Чтобы по голове получить?
– Может, у нее были сомнения в том, что он убийца, а в тот вечер они рассеялись.
– И она не позвонила в милицию, а побежала к нему?
– Да, это, пожалуй, не годится. Но он ведь зачем-то приходил в дом?
– Ты знаешь зачем. Его интересовала скульптура. Точнее, записка, хотя и скульптуру, и записку он бы и так вскоре получил.
– Сплошные загадки, – пожаловалась Танька и загрустила. – Вот что, – сказала она, немного помолчав и мрачнея с каждой минутой все больше и больше. – Надо искать адвоката. Путного. Валька не годится. Поеду к Марку, у него полно знакомых, может, кого посоветует.
– Что значит «поеду»? – не поняла я.
– Ты здесь побудь, – ласково защебетала она. – Надо еще день продержаться.
– Какой день?
– Ты что, забыла? По завещанию, родственники обязаны прожить здесь три дня. Если все разрешится благополучно… Прикинь, как будет обидно, если мы лишимся денег просто потому, что ты уехала на день раньше.
– Вот ты и оставайся, – разозлилась я.
– А ты что будешь делать? Сидеть дома и нервничать? Лучше нервничай здесь, а я переговорю с нужными людьми и все улажу. От меня там гораздо больше пользы, чем здесь.
Насчет пользы в самую точку. Я хотела сказать Таньке, что думаю по этому поводу, но лишь вздохнула. Перед лицом опасности сестры должны поддерживать друг друга, а не ругаться.
