посмотрел на меня и попросил: – Уезжай, а?
– И не подумаю, – отрезала я. Чем дольше он уговаривал, тем больше хотелось остаться.
– Как знаешь, – махнул он рукой и взгромоздился на свой мотоцикл. – Мое дело предупредить.
Через мгновение он уже пылил по дороге. Я побрела к дому. Не очень-то я ему верила. С другой стороны, на момент убийства Костолевского у Самарского есть алиби. Если он платил старику, возможно, продолжил бы платить Ирине. Семнадцать лет назад он совершил убийство, будучи влюблен в женщину, которая его бросила. Можно считать, преступление произошло в состоянии аффекта. Правда, ее пасынка он тоже убил. Надо сказать, довольно хладнокровно. Но если убийца все-таки не Самарский, то кто? В принципе, любой из богатых соседей или кто-то из родни. Самарский даже назвал возможных претендентов: Егора и Виталия. Если Костолевский их шантажировал… В любом случае, это человек, которого Васька просто панически боится, хотя на пугливого он не больно-то похож.
Вернувшись домой, я помогла тете Клаве полить огурцы и начала готовиться к вечерней встрече. Перетрясла свой гардероб и осталась им недовольна. Хотелось выглядеть ошеломляюще, но, отправляясь сюда, я думала валяться на пляже вместе с Танькой, а не сводить мужчин с ума. Чтобы не впадать в уныние, я сказала себе, что я в украшении не нуждаюсь, будучи восхитительна сама по себе. И с этой мыслью вскоре отправилась к Кириллу.
Он ждал меня, прогуливаясь возле своего дома. Одет он был в джинсы и светлую рубашку с коротким рукавом. Если честно, в украшении он тоже не нуждался.
– Ну что, потопали? – сказал он весело, однако чувствовалось в нем что-то… вряд ли тревога, скорее напряжение.
От его дома до дома, где жили Молчановы, мы шли пятнадцать минут, ровно столько, сколько и предполагал Кирилл, из чего я сделала вывод, что этот маршрут ему хорошо знаком. Дверь на веранду была открыта, но я все-таки позвонила, звонок, как ему и положено, был рядом с дверью.
– Входите! – крикнула Анна, и мы вошли. Она накрыла стол к чаю, выбрав уголок на веранде, сплошь уставленный цветами. – Очень рада, – сказала она, поворачиваясь к нам.
Я никогда не видела, чтобы люди так бледнели. Лицо ее вдруг стало мертвенно-серым, точно из нее мгновенно выжали всю кровь, в распахнутых глазах застыл ужас. Она сделала шаг, ноги ее подкосились, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться рукой на стол.
Я наблюдала все это, открыв рот. Разумеется, чего-то я ожидала, коли уж Кирилл интересовался Анной и даже напросился в гости. Но реакция превзошла все мои фантазии. Глупо было спрашивать, знакомы ли они.
Сам Кирилл вел себя как ни в чем не бывало, улыбнулся и сказал:
– Здравствуйте.
– Это Кирилл, – растерянно произнесла я. – А это Анна.
Она кивнула, отвела взгляд и попыталась справиться с охватившими ее чувствами. В конце концов ей это удалось.
– Прошу к столу, – сказала она почти спокойно. – Чай будет готов через минуту.
Ничего нелепее данного чаепития я в своей жизни припомнить не могу. Мы сели за стол, Анна подала чай, руки ее предательски дрожали, она вымученно улыбалась и пыталась делать вид, что распрекрасно чувствует себя в нашей компании. Кирилл молчал, время от времени на его физиономии появлялась ухмылка. Я старалась скрыть неловкость, болтала за троих, прекрасно понимая, что ни она, ни он меня не слушают.
Анна боялась взглянуть на Кирилла, однако и не смотреть не могла, в результате взгляд ее от чашки мгновенно перемещался на его физиономию и тут же возвращался на исходную позицию. Цвет лица у нее нормализовался, но вряд ли она чувствовала себя лучше, в ее глазах застыло откровенное страдание. Мало того, что я понятия не имела, как себя вести, я еще изнывала от любопытства и поклялась, что не отстану от Кирилла, пока он мне все не объяснит.
Я продержалась минут сорок. Анна к тому моменту выглядела так скверно, точно сиюсекундно готовилась рухнуть со стула, мои разглагольствования о живописи были сейчас совершенно неуместны. Я посмотрела на Кирилла и сказала:
– Нам, пожалуй, пора.
Ни она, ни он возражать не стали, и мы отправились восвояси. Я едва дождалась, когда мы отойдем от дома, и зашептала, схватив его за руку:
– Что все это значит?
– Что «все»? – передразнил он меня.
– Не притворяйся, ты прекрасно понял…
– Ты доберешься одна домой? Еще светло, и врагов у тебя вроде не осталось.
– Даже не надейся. Я иду к тебе.
Как ни странно, он не возражал. Наверное, понял, что отделаться от меня не получится.
– Хорошо, только повремени с вопросами несколько минут, у меня от них голова трещит.
На самом деле он о чем-то размышлял и предпочитал делать это в тишине. До его дома я не произнесла ни слова. Но как только мы вошли в гостиную, спросила:
– Вы давно знакомы, так?
– Ты могла в этом убедиться.
– Почему она испугалась?
– Люди бледнеют не только от страха, но и от большого душевного волнения.
