Дима рассмеялся, но пока я готовила ему достойный ответ, смеяться перестал и приступил к тому, за чем, собственно, сюда и явился. Потратив значительную часть своих сил на то, чтобы вести себя прилично и не вопить на весь дом, я довольно быстро сдалась и согласилась выйти за него замуж.
Родители нас ждали за накрытым столом на веранде, мама улыбалась и подкладывала Диме лучшие куски, наверное, подозревала: сил он потратил немало, и их надо скоренько восстановить, а папа был необычайно торжественен. С трудом выдержав два часа семейного праздника, я засобиралась домой, вспомнив про важное дело. Дима меня поддержал, и вскоре мы уехали.
– Ты вел себя ужасно, – не удержавшись, попеняла я ему по дороге в город.
– Милая, твои родители достаточно взрослые, чтобы догадаться: господь создал мужчину и женщину с определенной целью.
– Надеюсь, он имел в виду еще что-то.
– Наверное, но мне об этом ничего не известно, – засмеялся он.
– Ты совершенно невозможен, – пожаловалась я.
И тут… почему эта мысль пришла мне в голову именно в тот момент, не знаю. Но она пришла, и я завопила:
– Останови.
Дима притормозил (ехали мы на его джипе, и за рулем был он), я смотрела на него, находясь в это время на другом конце вселенной, и очень удивилась, когда поняла: Дима расценил мой вопль весьма своеобразно. Мне пришлось его разочаровать, я схватила телефон и набрала номер Вадима. Дима хмуро наблюдал за этим, а когда я заговорила, демонстративно отвернулся к окну.
– Вадим, у Аделаиды есть подруга, Софья Васильевна, полная такая дама, она еще красит волосы в фиолетовый цвет и носит смешные кудряшки. Ее фамилия Агеева?
– Ага. Сын у нее в депутатах. Почему она тебя вдруг заинтересовала?
– Так… – неопределенно ответила я, торопясь поскорее закончить разговор. Смутные подозрения, которые мучили меня, вдруг обрели реальные очертания, и я с удивлением подумала: как же мне раньше не пришла в голову такая простая мысль? Я собралась звонить Юльке, но тут же поняла: она не захочет меня слушать, мои догадки на нее никакого впечатления не произведут. Беспокойство за нее только усилилось, и собственные подозрения необходимо было проверить как можно быстрее.
– В чем дело? – спросил Дима, увидев мою перепуганную физиономию.
– Скорее в город, – скомандовала я.
Дима лихо тронул с места, но по дороге попытался выяснить, куда я, собственно, так тороплюсь и что вообще происходит. Ответить на последний вопрос было не так просто, и я предпочла вовсе не отвечать. Зато позвонила Аделаиде. Голос у старушенции был недовольный, не похоже, что она обрадовалась моему звонку.
– Аделаида Викентьевна, – ласково запела я. – Могу я к вам заехать на несколько минут?
– А в чем дело, Лизанька?
– Мне необходимо с вами поговорить.
– О чем? – насторожилась старуха.
– Лучше не по телефону.
– Деточка, я неважно себя чувствую и не готова к приему гостей.
– Аделаида Викентьевна, голубушка, – запричитала я. – Умоляю. Это для меня очень важно.
– Ну, хорошо. Разве что на несколько минут.
– Куда? – въезжая в город, спросил Дима. Я назвала адрес.
Дима еще что-то сказал, но я его не слушала, пытаясь выстроить линию поведения в предстоящем свидании.
Когда мы въехали во двор Аделаидиного дома, Дима остался ждать меня в машине, а я поднялась на второй этаж. Дверь мне открыла Марья.
– Второй день не в духе, – сообщила она. – Посуду бьет. Совершенно спятила.
– Князь давно был? – шепотом поинтересовалась я.
– Третьего дня. Лекарство привозил. Только не больно оно действует в этот раз.
Тут из гостиной выплыла сама хозяйка. Голова ее была перевязана белым платком, глаза смотрели страдальчески.
– Проходи, милая, только, умоляю, недолго. Не возражаешь, если я прилягу?
Старуха устроилась в вольтеровском кресле, взгромоздив ноги на банкетку, на столике рядом стояли пузырек с каплями, рюмка и бутылка с коньяком. К лечению болезней Аделаида подходила по-своему.
– Аделаида Викентьевна, – стараясь говорить спокойно, начала я. – Вы не могли бы организовать мне встречу с вашей подругой Софьей Васильевной?
– Зачем тебе понадобилась эта зловредная старуха? – удивилась Аделаида. После этого пришла моя очередь удивляться.
– Мне казалось, вы дружны.
– Мне тоже казалось. Она стала совершенно невыносимой. Завела себе мопса, теперь он ей не нужен, что неудивительно, и она пыталась сбагрить его мне. На кой леший мне собака? Машка собак не выносит, от них грязь и блохи, я их тоже не терплю. Мы с Софьей разругались и теперь не разговариваем.
