– Вы меня извините, но помочь я вам не могу: просто ничего не знаю.
Я поднялась, демонстрируя, что разговор окончен. Мы уже подошли к двери. Блондин сказал:
– Что ж… извините. Если она вдруг появится… – Он торопливо извлек визитку из кармана и сунул мне в руку. – Я вас очень прошу… у нас мама больна… не представляю, как я ей скажу…
Я закрыла за ним дверь и заревела. У Сережи есть мама, есть брат, и они его ждут, беспокоятся о нем, как я о своей Альке, а я вру людям, да еще при этом в глаза им смотрю… А может, все ему рассказать, про убийство то есть? В частном порядке? Он мент и вроде бы человек неглупый, по крайней мере, впечатление произвел хорошее, кому и разбираться с такими историями, как не менту? И Альку бы, глядишь, отыскали. Ага… Разберется он и до пакетика докопается. И что тогда? А если меня укокошат, то и пакетик мне без надобности… Сильно расстроившись, я оделась, решив прогуляться. На ходу думается лучше, авось и придет в голову что-нибудь путное.
Как видно, я здорово задумалась, потому что в противном случае никогда бы сюда не пришла. Я имею в виду Самсонову гору. Находится она недалеко от центра, в исторической зоне, к ней ведет аллея высоченных берез, место красивое, но глухое. Вблизи ни одного дома, аллея обрывается на вершине горы, слева, за железной оградой, опытная станция юннатов: огромный сад и стеклянные крыши теплиц, впереди и справа обрыв, далеко внизу частные дома с корявыми заборами. С вершины открывается прекрасный вид на реку и старую часть города. Я это место очень любила, считала своим – наверное, оттого и забрела по привычке, сама не знаю как.
Я стояла, смотрела на ленту реки, уходящую за горизонт, и вдруг испугалась, сама не знаю чего. Холод прошел по спине, я торопливо огляделась: аллея пуста, вокруг ни души. «Надо выбираться к людям», – решила я, взглянула напоследок на золотые купола церквей, в этот момент в кустах сирени сбоку хрустнули ветки и что-то со страшной силой ударило меня в спину. Не удержавшись на ногах, я полетела вниз.
Спасла меня сумка и, конечно, торчащий из земли пень. Моя голова его благополучно миновала, а вот длинная ручка сумки зацепилась за него. Сумку я держала намертво. Я дернулась всем телом и затихла в какой-то немыслимой позе, решив, что руки у меня вырвало с корнем. Руки оказались целы, но сил держаться явно не было, придется мне лететь дальше, и неизвестно, где я приземлюсь, а что, если на какую-нибудь доску с торчащим в ней гвоздем? Эта мысль придала мне силы. Я попыталась подтянуться и встать на крутом склоне на колени, а еще я заорала. Честно скажу: очень громко.
Вверху послышались шаги, торопливые, я порадовалась, что кто-то меня услышал, с трудом подняла голову и увидела утреннего блондина. Он стоял на краю обрыва и смотрел на меня вроде бы с недоумением. Потом сообразил, что, если ручка сумки оборвется или я расцеплю пальцы, кувыркаться по крутому склону мне придется очень долго. Блондин чертыхнулся, потом попробовал спуститься вниз: боком, скользя и хватаясь руками за что ни попадя. Таким образом он добрался до меня. Я, обрадовавшись чудесно появившемуся спасителю, попробовала приподняться.
– Давайте руку, – сказал он, я протянула левую, правой продолжая держаться за сумку, блондин попытался развернуться, ноги его соскользнули, он упал и едва не уволок меня следом, но тоже ухватился за мою сумку. Мы лежали в отличном кусте крапивы, смотрели друг на друга и гадали, что делать дальше. – Потерпите, сейчас выберемся, – заявил он. Ему, конечно, досталось меньше, чем мне: по склону кубарем он не летел, в крапиве лежал в джинсах, а я, по случаю жаркого дня, в коротком сарафане и уже готовилась умереть от невыносимого зуда в конечностях.
– Я больше не могу, – честно сказала я, попробовала посмотреть вниз: что меня там ожидает при падении, но ничего углядеть не смогла, как шею ни выворачивала.
Между тем блондин подтянулся (при этом в сумке что-то жутко затрещало) и вцепился руками в пень, после чего ухватил меня за руки и подтянул к себе. Я смогла передохнуть, затем мы взяли левее, почти ползком достигли кустов и выпрямились. Здесь склон был более пологим, но все равно пришлось помучиться, пока удалось выбраться наверх. Времени это заняло достаточно, я успела прийти в себя и начала волноваться. Хорошо я, должно быть, выгляжу: в грязном сарафане, с красными пупырышками от крапивы на ногах, да и карабкалась я наверх без особого изящества. Надо же, так не повезло. То есть, конечно, повезло, что он здесь оказался и меня вытащил, но все-таки спасенные героини так не выглядят.
– Как вы себя чувствуете? – спросил блондин, отряхиваясь.
– Отвратительно, – сказала я и добавила: – Спасибо. Не знаю, что бы я без вас делала… простите, я забыла ваше имя.
– Михаил.
– Спасибо, Михаил.
– Как вас угораздило свалиться?
Тут я задумалась, говорить ему правду или нет? Если сказать, он непременно привяжется, с какой стати меня хотели убить (в том, что убить, – я не сомневалась) и, между прочим, уже второй раз за сутки. А вдруг это он меня и толкнул, чтобы потом спасти и выглядеть героем? Есть такие хитрецы.
– Меня кто-то толкнул, – ответила я, подозрительно глядя на него.
– Я шел за вами, на аллее никого не встретил, – произнес он с сомнением и тут же добавил: – Хотя покушавшийся имел возможность уйти вон там, по тропинке…
Михаил глянул вниз, покачал головой и заявил:
– Вы могли разбиться.
– Конечно, – бог знает на кого рассердилась я.
– Здорово ушиблись?
– Как будто нет. – Я пожала плечами.
– Давайте я отвезу вас домой, – предложил он. – Я на машине.
Идти через весь город в таком расчудесном виде, безусловно, нельзя, и предложение я приняла, хотя и чувствовала, что Михаил хитрит и готов оказать мне услугу не только из сострадания. «Я соглашусь, и он замучает меня вопросами», – хмуро решила я, но к машине пошла. Только мы тронулись с места, Михаил посмотрел на меня очень серьезно и сказал: