«Фольксваген».
– У Сережи был «Опель», – сказала я. – Но он не мог прятаться здесь в это время, а потом оказаться на дороге из Нижнего.
– Теоретически мог. «Опель» – тачка скоростная, а встретились вы с ним не так далеко от города. Здесь сорок километров, да там пятьдесят, получается сущая ерунда. Хотя машина эта вполне может не иметь никакого отношения к нашему делу. Кто-то ехал с бабой, свернул в кусты, потом дальше отправился. Нормальная ситуация…
– Для тебя, конечно, – съязвила я.
– Я-то здесь при чем? – вытаращил он глаза.
– Ты у нас большой любитель приставать на дорогах к женщинам.
– Я пока только к одной пристал и столько уже натерпелся…
– Но ведь были и положительные стороны? – забеспокоилась я.
– Были, – подумав, согласился он. – Иногда… Хотя ты могла бы и побольше расстараться, чтоб, значит, создать настроение мужчине, и все такое, а я особого трудолюбия в тебе не вижу, сплошной эгоизм.
– Если ты не заткнешься, я расстараюсь и откушу тебе ухо, – прошипела я.
– Надо спокойнее воспринимать критику, – скроил мерзкую рожу Пашка. Тут мы въехали в город, и он, слава богу, заткнулся.
– Что дальше? – задала я вопрос.
– Дальше ты сидишь в машине, нет, лучше ляг, чтоб тебя не было видно, а я отправлюсь за необходимыми сведениями.
– Может, мне залезть на дерево?
– В городе на дереве ты будешь выглядеть странно, но если хочешь…
– Куда ты пойдешь за сведениями? – решила я прекратить глупую перепалку.
– К хорошему человеку. Пословицу слышала: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей»? А ты действительно ляг, заодно выспишься, я уйду часа на два. Только сначала пожевать зайдем, у меня от игры в сыщиков жуткий аппетит появился.
Мы заехали в кафе, то ли позавтракали, то ли пообедали, потом Пашка ушел добывать сведения, а я по его совету уснула. Вернулся он не через два часа, а ближе к вечеру. Я прочитала книжку, купленную в киоске, оголодала и костила его на чем свет стоит, подозревая, что это очередная идиотская шутка. Однако Пашка выглядел чрезвычайно серьезным.
– Самохин точно был на даче, один из охранников это подтвердил. То есть не то, что был на даче, подтвердил, а то, что уезжал. Отсутствовал час. Явился дерганый и сразу стал заботиться об алиби. Соображаешь? Не хочется тебе это говорить, но он скорее всего любовницу укокошил. Поскандалили, ну и под горячую руку… Такое сплошь и рядом. Потом, конечно, перепугался…
– Подожди, ты говоришь, он отсутствовал час. Отсюда до дачи минут двадцать пять езды, в городе полно светофоров – не разбежишься. Двадцать пять плюс двадцать пять – пятьдесят минут. Когда они успели поскандалить?
– А вот это мы выясним.
– Пусть в милиции выясняют.
– То, что парень дружку сказал, в ментовке он ни за что не повторит. Ему еще здесь жить… Сейчас Самохин сказался больным, отправился на свою дачу, тридцать километров от города. Поехали.
– Прямо вот так и поедем? – удивилась я.
– Прямо не получится, на даче наверняка есть охрана. Все вопросы будем решать на месте.
Мне ничего не оставалось, как согласиться с ним.
Дача Самохина выглядела средневековым замком: круглая башня, стрельчатые окна, красный кирпич. Забор и ворота соответствовали, не хватало только рва и подъемного моста через него.
– Да, – присвистнул Пашка, а я покачала головой:
– Скажи на милость, зачем человеку такая дача? Осаду выдерживать или он собирается в ней третью мировую войну пересидеть?
– Может, он в детстве любил «Айвенго»?
– А ты?
– Что я?
– Любил «Айвенго»?
– Само собой. Видаков тогда не было и ощущался большой дефицит романтизма.
Я внимательно посмотрела на своего напарника или кем он мне там доводился. Пашка в ответ хмыкнул и сказал, впрочем, без обиды:
– Думаешь, я совсем дурак?
– Ты не производишь впечатления человека, который в детстве читал «Айвенго».
– В свободную минутку я поведаю тебе о своей жизни, это, я тебе скажу, такая штука… Ладно, обойдем крепость по кругу, может, чего увидим.
Мы обошли и ничего не увидели, по крайней мере, я. Пашка вернулся к машине, достал из багажника
