истомили совсем, я вся горю!
Дверь незамедлительно распахнулась, на пороге стоял Григорий Бенедиктович. Очевидно, решив сразить будущую работодательницу, обладающую таким сексуальным голосом, наповал, Гришуня предстал в образе Алексея Майорова: парик, грим, яркий сценический костюм, удачно скрывающий разницу в телосложении, – сходство было, как всегда, потрясающим. Правда, когда Таратайкин увидел вместо загадочной арт-директрисы ухмыляющегося администратора самого Майорова, лицо Гришуни приобрело обиженное выражение, словно у мальчишки, нашедшего под новогодней елкой вместо конструктора «Лего» энциклопедию растительного мира средней полосы России.
– Григорий Бенедиктович, вы – прелесть! – все тем же бархатным голосом заметил Виктор, входя в квартиру, где перешел на обычный стиль общения. – Ты бы посторонился, ишь, застыл, словно Горгону Медузу увидел. Эй, – пощелкал он пальцами перед носом окаменевшего Таратайкина, – памятник утраченным иллюзиям, очнись, твоя судьба пришла!
Но, похоже, Григорий Бенедиктович вовсе не горел желанием слиться с судьбой в экстазе, ибо с неожиданной для памятника прытью вдруг бросился к распахнутой двери. Виктор едва успел схватить его за руку.
– Пусти, пусти, – заверещал Таратайкин. – Я буду кричать, сейчас сосед выйдет, он после ночной смены отдыхает, шума не любит.
– Во-первых, ты уже орешь, – Виктор втащил Гришуню в квартиру и захлопнул дверь, – во-вторых, бить за это сосед будет тебя, а в-третьих, я тебя, урода неблагодарного, спасаю, а ты выкобениваешься.
– Это почему урода? – обиделся Григорий Бенедиктович. – И от чего, интересно, ты меня спасаешь?
– Напоминаю, не «ты», а «вы», – Виктор легкими тычками в спину задал Таратайкину нужное направление, конечной целью которого была гостиная. – А спасаю я тебя, пародия на Алексея, от печальной участи быть разорванным в клочья или, на худой конец, просто и без затей избитым добрыми согражданами.
– Это с какой стати? – возмутился Гриша, собирая жалкие остатки собственного достоинства.
– Ты что, забыл, павлин ощипанный, как ты вырядился? – усмехнулся Виктор, усаживаясь в кресло возле двери. – Да появись ты сейчас в таком расфуфыренном виде на улице, тебя в лучшем случае сдадут представителям нашей доблестной милиции, и это, повторяю, в лучшем случае!
– А почему это я должен на «вы», а вы меня на «ты»! – хорохорился Таратайкин.
– А кто кого голого, завернутого в целлофан, на заднем сиденье машины вез? – Виктор с преувеличенным вниманием начал разглядывать свой кулак. – А кто кого вытрезвлял маканием в унитаз? А кто кому деньги платит, в конце концов? Еще вопросы будут, звезда стриптиза?
– Нет, – буркнула звезда.
– Замечательно. А теперь к делу. Тебе опять придется поработать Алексеем Майоровым.
– Еще чего! – вскинулся Таратайкин. – Сами же сказали, это опасно!
– Ты дослушай, полено, до конца, а потом взбрыкивай. Никто не предлагает тебе выйти, так сказать, в массы в нелюбимом сегодня этими массами облике Алексея Майорова. Мы же не звери какие-нибудь, ты нам дорог как память. От тебя требуется заменить Алексея в закрытой, тщательно охраняемой, заметь, ох-ра- ня-е-мой, клинике. Туда никого не пускают без особого распоряжения генерала Левандовского, так что никто тебя не побеспокоит.
– Ага, лекарствами пичкать начнут, раз это больница, – опасливо поежился Григорий Бенедиктович.
– Не мешало бы, конечно, вколоть тебе что-нибудь гораздо более действенное, чем бром, – Виктор кровожадно ухмыльнулся.
– Нет!!! – в ужасе забился в угол дивана Гриша и, инстинктивно прижав ноги к животу, спрятал самое дорогое.
– Ладно, ладно, шучу, не падай в обморок, знойный тигр.
– Да, что за женщина была, что за женщина! – мечтательно проговорил Таратайкин, среагировав на прозвище, данное ему в свое время Жанной Кармановой. – Я не прочь бы с ней встретиться еще разочек!
– А вот это как раз и не рекомендуется, – охладил темпераментного тигра Виктор, – встречи надо будет всячески избегать – до определенного момента. Иначе твоя любимица догадается, что в клинике не Майоров, и твоя миссия будет провалена. Денег при таком раскладе не получишь, понял?
– Н-н-не совсем, – Григорий Бенедиктович подобострастно уставился на работодателя. – Уточните, пожалуйста, еще раз, что мне надо будет делать и какая оплата.
– Уточняю. Скоро сюда приедет генерал Сергей Львович Левандовский. Он тебе объяснит, как ты попадешь в клинику. Там ты снова загримируешься под Майорова и останешься. В клинике ты целыми днями валяешься, ешь, пьешь, смотришь телевизор, но ни с кем, повторяю, ни с кем не общаешься! Ни с врачами, ни с охраной, ни с кем-либо из персонала. Из палаты не выходить, туалет и душ там есть, еду тебе будут приносить, а лекарства все отменили. Времяпрепровождение довольно скучное, но хорошо оплачиваемое. За каждые сутки, проведенные в клинике, получишь двойной тариф. Теперь все понятно?
– Теперь все, – оживился Григорий Бенедиктович, услышав про двойной тариф. – А на сколько дней подмена потребуется?
– Не знаю. По обстоятельствам.
– А зачем Майорову из таких тепличных условий убегать? Опасно ведь?
– Вот это как раз должно волновать тебя меньше всего. У тебя есть работа – займись ею. И чтобы ни у кого не возникло подозрений, что в палате не Майоров, ясно?
– Не беспокойтесь! – Таратайкин гордо выпятил грудь. – Я профессионал!
ГЛАВА 21
Сергей Львович появился через полтора часа. Он привел с собой неприметного человечка с саквояжем, похожим на докторский. Таратайкин по распоряжению Виктора все еще оставался в образе Майорова, чтобы генерал лично мог убедиться в сходстве. Левандовский с ног до головы осмотрел застывшего навытяжку Григория Бенедиктовича и удовлетворенно пророкотал:
– Ну что же, Виктор, вы с Алексеем оказались правы. С первого взгляда этот экземпляр не отличить от Майорова.
– Рад стараться, товарищ генерал! – фальцетом выкрикнул Таратайкин.
Сергей Львович и Виктор, переглянувшись, расхохотались.
– Ой, не могу! – всхлипывал от смеха Виктор. – Да вы, господин генерал, просто магическое действие на людей оказываете. Этот барсук отродясь в армии не служил…
– Вольно, – Левандовский махнул рукой. – Садитесь, товарищ Таратайкин.
Все еще не вышедший из транса Григорий Бенедиктович попытался лихо развернуться, вспомнив уроки начальной военной подготовки, но широкие штанины сценического костюма захлестнулись вокруг ног, и бравый солдат упал на четвереньки. Так и пополз к креслу, устроившись в котором, опять замер, преданно таращась на генерала.
Отсмеявшись, Сергей Львович повернулся к пришедшему с ним человеку:
– Познакомьтесь, это Анатолий Петрович, мастер-гример. Приступай, Анатолий.
Гример кивнул и, подойдя к Грише, оценивающе посмотрел на него:
– Гм, неплохо для дилетанта. Это все убираем, – приговаривал мастер, снимая парик и обнажая роскошную шевелюру Григория Бенедиктовича, состоявшую из пяти, нет, все же из восьми, волосин. – А теперь попрошу закрыть глаза и не шевелиться.
Следующие полчаса гример колдовал над застывшим Гришей. Наконец, удовлетворенно вздохнув, он отошел:
– Готово.
– Ничего себе! – изумленно присвистнул Виктор, разглядывая сидевшего в кресле благообразного господина с профессорской внешностью. Очки в тонкой золотой оправе, усы, аккуратная бородка, венчик седых волос вокруг сверкающей лысины. Повзрослел Гриша лет на тридцать. Правда, одет был благообразный господин несколько затейливо, но это несоответствие легко устранялось.
– Молодец, Анатолий, – удовлетворенно улыбнулся Левандовский и обратился к Григорию Бенедиктовичу: – В прихожей найдете пакет, в котором лежат костюм, рубашка и галстук. Наденьте все это
