Мы заревели на пару, обнялись на диване и обливались слезами до тех пор, пока не пришел папа. Юлька, должно быть, ревела от жалости, а у меня повод рыдать в голос был очень даже подходящий.
– Чего это вы? – удивился отец и стал поить нас чаем. Мы понемногу успокоились, и я задала вопрос, который меня очень волновал:
– Папа, а Багров, который меня привез, он кто?
– Спаситель твой? – удивился отец. – А черт его знает. Объявился по осени, привез письмо от одного человека. Мне он понравился. Я ему сказал, приходи, если что. А тут вдруг такое случилось… Он как раз в тот день пришел, когда выкуп взяли, а тебя не вернули. Пришел и говорит: «Помоги, Павел Сергеевич», а я ему: «Саня, рад бы, только у меня такое горе, голова кругом». У меня, Машка, знаешь ли, на душе было… в общем, объяснил я ему, а он: «Дружок, мол, у меня есть, большой специалист по таким делам, вряд ли, говорит, без него обошлось, а если и без него, так он наверняка что-нибудь да узнает». Я ему: «Саня, любые деньги, все, что хочешь, лишь бы дочь вернуть». Вот и выручил, дай бог ему здоровья.
– И сколько же он взял с тебя, папа? – деревянным голосом спросила я.
– По-божески, Машка, не ограбил. Да за то, что он тебя вернул, я его золотыми червонцами рад покрыть с головы до ног.
Комната скакала и прыгала, как черти в Сашкиных глазах, мне бы зареветь, кинуться к отцу, но слез уже не было, и к отцу я не бросилась. Если ему сказать правду, он Багрова из-под земли достанет, а Сашке я зла не желала. Не желала, хоть и оказался он редким подлецом, как я редкой дурой.
– Прости меня, папа, – попросила я.
– Ты меня прости, Машка. Моя вина.
Юлька шмыгала носом, отец гладил мне руку, а я думала о Сашке. В конце концов я поведала отцу историю о своем заточении на чьей-то даче, место не помню, из людей никого не видела, почти все время спала, а очнулась в очередной раз в Сашкиной машине.
Мы немного покатались по пригороду, так, без всякого толку, и решили, что дачу эту вряд ли отыщем. Врать отцу было невыносимо стыдно. Я начинала плакать, а папа гладил меня по спине и повторял:
– Забудь все, котенок, все позади. Забудь.
Через неделю вдруг появился Димка. Все это время он жил у матери, потому что разругались мы в первый вечер после моего «освобождения». Сначала он меня обнял, а потом заговорил:
– Знаешь, почему это случилось? Потому что твой отец бандит и тебя в эту грязь втягивает. Как ты еще жива осталась…
Слушала я его минут десять, а потом послала к чертовой матери. Он ушел к своей. Видно, здорово обиделся, потому что неделю не показывался и не звонил. Я в нашей двухкомнатной тоже не появлялась, жила в Южном. Может быть, все-таки надеялась, что Сашка вернется?
Димка пришел, устроился на диване и хмуро спросил:
– Что будем делать?
– Разводиться, – вздохнула я.
– Ты чего дома не живешь?
– Не знаю… Мне здесь больше нравится.
– Ты меня не любишь? – немного помолчав и собравшись с духом, задал он вопрос. Я покачала головой, изо всех сил стараясь не зареветь. – У тебя есть кто-то? – опять спросил он, и я ответила:
– Есть.
Димка поднялся и ушел, хлопнув дверью. Напоследок рявкнул:
– Яблоко от яблони!..
Прошел месяц, месяц мучительных дней и длинных-длинных ночей. Я знала: Сашку я больше никогда не увижу. С отцовскими долларами и чужими «Жигулями» Сашка где-то скалит зубы, черти в его глазах радостно резвятся, а сердце стучит ровно, и плевать ему на то, что мое болит и умных слов слушать не желает.
Я утешала себя тем, что все пройдет: через месяц будет чуть легче, время все лечит, боль отступит. Вот год пройдет – и забуду… Забыть не получалось. Мало того, что в Сашку я влюбилась по-настоящему, так еще жег стыд. Это ж надо быть такой дурой… Помогла ограбить родного отца…
В конце лета мы с Юлькой пили чай на веранде нашей дачи и вели разговоры по душам. Я неожиданно решилась и все ей рассказала. Юлька слушала внимательно, под конец хмыкнула и заявила:
– Я б этому стервецу… – вздохнула, косясь на меня, улыбнулась невесело и поцеловала меня в висок: – Машка, он сюда не вернется. Слабо. Ведь не дурак же он, в конце концов?
Я пожала плечами и тоже улыбнулась:
– Кто ж его знает…
– Ждешь, значит?
Вопрос, жду ли я Сашку, очень волновал и меня, поэтому ответила я не сразу:
– Даст бог, свидимся.
– И что? – загрустила Юлька, а я улыбнулась:
– Должок у меня…
Дни сменялись днями, выстраиваясь в месяцы, и тоска в самом деле отступила, хотя обида осталась. В целом же моя жизнь изменилась к лучшему.
