– Как ты?
– Что ты, мне до него далеко. Мне бы очень хотелось быть таким, как он, но это невозможно в силу разных причин. Он герой, человек-легенда. Таких больше нет.
– Ты так о нем говоришь… – я нахмурилась, не зная, как закончить свою мысль.
– Поверь, он этого заслуживает. Идем в ресторан, – позвал Кирилл.
В ресторане были заняты почти все столы. Публика присутствовала занятная, все дамы в вечерних туалетах, мужчины в дорогих костюмах. Заметив, что я оглядываюсь, Кирилл шепнул:
– Как тебе здесь?
– Что это за люди?
– Разные. Женщины в основном шлюхи, любовницы денежных мешков. Это закрытый клуб, кого попало сюда не пускают.
– Но нас пустили.
Он кивнул.
– У парня на входе хорошая память, а я был здесь со своим другом.
Официант появился точно из-под земли. Цены в меню отсутствовали, я посмотрела на Кирилла, а он весело мне подмигнул. Нам принесли шампанское, и мы выпили. И закуска и шампанское оказались на высоте.
– Ты часто здесь бываешь? – спросила я. Кирилл приглядывался к соседям, стараясь делать это незаметно, про меня вроде бы забыл. Я задала вопрос, чтобы привлечь его внимание.
– Нет. В таких местах я появляюсь только тогда, когда нуждаюсь в деньгах.
– Ты живешь тем, что играешь в казино? – озарило меня. Он хихикнул.
– Нет. Я придумал кое-что получше.
– Расскажешь мне?
– Я тебе покажу.
Я кивнула, пребывая в недоумении, но решила подождать. Он был не похож на игрока, по крайней мере, игра его не занимала, и желания задержаться за одним из столов в казино у него не возникло. Но как еще он надеется заработать?
Между тем в ресторане становилось шумно, публика успела изрядно выпить. На эстраде появились музыканты. Один, подключив микрофон, поздоровался, сообщил, что они рады приветствовать дорогих гостей, а потом торжественно объявил:
– Для вас поет неподражаемая Кристина.
На эстраде появилась пышнотелая девица в декольте и с прической «Мерилин Монро», над губой у нее была нарисована родинка. Раздались аплодисменты, девушка улыбнулась, музыканты заиграли, а она запела. Надо признать, голос у нее был потрясающий, она пела о любви, закрыв глаза и держа руку на груди, и я почувствовала странное волнение, и чужая боль на минуту стала моей. Я завороженно смотрела на сцену, открыв рот и тяжело дыша. Она замолчала, и наваждение исчезло.
Несколько секунд в ресторане было тихо, а потом все дружно захлопали. Женщина поклонилась и с улыбкой послала воздушный поцелуй мужчине, что сидел за столом рядом с эстрадой. Мужчина дернул губой, что должно было означать улыбку, и самодовольно кивнул. Он был в компании двух типов, и все трое мне не понравились, особенно тот, кому она послала свой поцелуй. Лысый упитанный увалень со злыми глазами. Он смотрел на певицу на сцене по-хозяйски и с легким презрением. Она вновь закрыла глаза, музыка заиграла, и она стала петь, и в песне ее была тоска по чему-то прекрасному и несбыточному.
– Ты знаешь о ней что-нибудь? – спросила я, когда женщина кончила петь.
– Только то, что она любовница вон того типа, – кивнул Кирилл на лысого. – Это видно сразу, верно? Она его не любит, но вынуждена терпеть, оттого ее песни такие грустные.
– Почему вынуждена?
– Потому что любит деньги, потому что по-другому жить не может, вот и продала свою мечту. Он ее тоже не любит, зачем? Она и так принадлежит ему. Она вроде печатки на пальце или роскошной тачки, демонстрирует возможности хозяина. «Смотрите все, кого я трахаю». Грустно, да?
– Невесело, – согласилась я.
– Но ведь она могла не соглашаться, – продолжал Кирилл. – Так что они вполне подходящая пара. И мне ее совсем не жаль. Хотя голос у нее красивый.
Женщина спела еще одну песню, поклонилась и удалилась за ширму. Музыканты, сделав паузу, за– играли что-то лирическое, народ потянулся к свободному пространству возле эстрады, заключали друг друга в объятия и лениво топтались на одном месте.
– Хочешь, потанцуем? – спросил Кирилл.
Я кивнула.
Мы поднялись и узким проходом между столов направились к танцующим, Кирилл шел за мной, то и дело натыкаясь на столы, и бормотал:
– Простите, извините… простите… – а потом привлек меня к себе, и мы стали танцевать.
На мне были туфли на высоком каблуке, и теперь мы оказались одного роста, и его глаза были совсем рядом, и я вновь подумала, как они печальны, хотя он улыбается, а потом он сжал мою руку и сказал:
– Так приятно мечтать, – и в голосе его была тоска, сродни той, что звучала в песне женщины.
