– Кто-нибудь звонил? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Этого и следовало ожидать. Не торопятся тебя поздравлять, – мстительно заметила она.
В этот момент зазвонил телефон, Янка бросилась снимать трубку, а я сказала тихо:
– Может, не стоит портить ей праздник?
– По-твоему, я плохая мать? – вздохнула Муза. Развить тему мы не успели, вернулась сестрица.
– Геннадий Сергеевич звонил, – без особого воодушевления сообщила она.
– Он будет вечером в ресторане?
– Да, обещал.
– Позвонит тебе твой Юра, не кисни, – не удержалась от колкости Муза и удалилась.
– Может, ей в самом деле яда сыпануть? – вздохнула Янка.
В ресторан начали собираться часа за полтора. Муза облачилась в кружевное вечернее платье, выглядела сногсшибательно, встала рядом с дочерью возле зеркала и презрительно вздернула губу. Та, переведя взгляд с ее отражения на свое, приготовилась залиться слезами, тут и я появилась из своей комнаты, обе посмотрели на меня. Муза кивнула и сказала:
– Шикарное платье.
Янка схватила меня за руку и, глядя в зеркало, наблюдала за реакцией матери. Та поспешно отошла.
– Ну, что? – томно заметила она. – Вызываем такси?
– Мамаша не переживет, если не будет сегодня первой красавицей, – шепнула мне Янка, сияя от счастья.
– Это твой праздник, и первая красавица сегодня ты.
– Ага. Смотри только, как бы она теперь яда тебе не подсыпала. Знаешь, ты очень красивая.
– И что мне с этим делать? – спросила я с усмешкой.
– Остерегаться мою мамочку.
Пришла машина, и мы отправились в ресторан. Надо сказать, что на людях Муза всегда старалась выглядеть образцовой матерью, по крайней мере, тон, которым она говорила с дочерью, резко менялся. Она начинала сюсюкать, шумно ее целовать и другими незатейливыми способами демонстрировать свою любовь. То, что для празднования дня рождения дочери она сняла самый дорогой в городе ресторан, по ее мнению, было лучшим доказательством материнской привязанности.
Среди гостей не было ни одного ровесника Янки, что меня ничуть не удивило, только друзья семьи и люди, которые, по мнению Музы, заслуживали приглашения, далеко не всех я знала. Мы стояли в холле, встречая гостей, я держалась в стороне, не желая портить Музе праздник, Янка с сияющим видом принимала подарки. Для них был подготовлен специальный стол, который быстро обрастал разноцветными коробками.
Геннадий Сергеевич пришел один, он был старым другом семьи, точнее, он много лет дружил с моей бабкой. Отец утверждал, что Геннадий несколько раз делал ей предложение выйти за него замуж, но бабка со свойственной ей резкостью отвечала, что к любовным утехам давно остыла, а чтобы подать ей чашку чая или отправиться на прогулку в сквер, совсем необязательно становиться ее мужем. Поздравив именинницу и перебросившись несколькими словами с Музой, Геннадий Сергеевич направился ко мне.
– Как ты на нее похожа, – сказал он, целуя меня.
– На бабушку? – уточнила я, улыбаясь.
– Такая же красавица. Неудивительно, что она так любила тебя. Давно приехала?
– Три дня назад.
– И не позвонила мне?
– Подумала, раз мы увидимся здесь, то торопиться ни к чему. Я очень бы хотела поговорить с вами.
Он внимательно посмотрел на меня и, посерьезнев, кивнул:
– Конечно. В любое время. Я сейчас практически всегда дома.
Гости все прибывали и в ожидании, когда пригласят к столу, стояли, разбившись на небольшие группки. Я заметила, что Муза начала проявлять нетерпение, несколько раз она смотрела на часы, затем взгляд ее возвращался к входной двери, руки в черных перчатках нервно двигались, и я с удивлением поняла, что она волнуется. Это показалось мне любопытным, и я с удвоенным рвением принялась наблюдать за ней.
Дверь в очередной раз распахнулась, Муза резко вскинула голову и замерла, став похожей на натянутую струну, глаза ее вспыхнули, а улыбка стала шире. От двери навстречу ей шел мужчина под руку с дамой лет сорока, звали ее Зинаида Аркадьевна, отец с ней дружил много лет. Он всегда с интересом относился к живописи, а Зинаида была художницей, довольно известной, ее картины охотно покупали иностранцы. Но, конечно, не ее приход так подействовал на мачеху. Насколько я помню, к Зинаиде Литвиненко она добрых чувств не питала. Так что нетрудно было догадаться – волнение ее вызвано появлением спутника Зинаиды. При взгляде на него в голову поневоле приходили грешные мысли. Бюсты присутствующих дам взметнулись на максимальную высоту и опустились вниз с тихим стоном: «Какой мужчина!» Каюсь, я приняла самое деятельное участие во всеобщем хоре. Высокий, с отличной фигурой, он широко улыбнулся в ответ на улыбку мачехи, и я мысленно чертыхнулась. Чем он тут занят, в Голливуде его встретили бы с распростертыми объятиями. Впрочем, чувствовалось, что на Голливуд ему наплевать. От него за версту несло самодовольством и большими деньгами. Плечи развернуты, подбородок вскинут вверх, дорогой костюм, белоснежная рубашка без галстука, темные, довольно длинные волосы зачесаны назад, высокий лоб, насмешливый взгляд. Подбородок, пожалуй, тяжеловат, но глаза, губы и, конечно, улыбка
