– Ты… странный человек, Юлька, – со вздохом сказал он.
– Потому что люблю тебя? Что поделать. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Ты действительно ни в чем не виноват. И ты вправе подозревать меня. Откуда бы тебе знать, почему я связалась с Ником? Ты мог подумать…
– И почему ты с ним связалась? – спросил он. Спросил очень мягко, точно боялся меня обидеть. Я пожала плечами и стала рассказывать.
– Испугалась. За себя, за Машку. Мы были свидетелями убийства, этого достаточно, чтобы разделаться с нами. Но он, как видно, рассчитывал, что ты появишься, и оставил нас в живых. Разумеется, он был бы идиотом, если бы позволил нам просто жить себе спокойно, ему надо было втянуть нас в свои грязные делишки, что он и поспешил сделать. После этого мы стали не опасны. Приди мне в голову идея податься в милицию, закончилось бы все скверно, для меня по крайней мере. А дальше, как снежный ком, одно дело, потом второе… и вскоре оказалось, что мы накрепко связаны. Когда я познакомилась с Рахмановым, решила, что это шанс. Для меня и Машки. Но ничего хорошего не вышло, и Ник здорово злился, ведь я нарушила его наполеоновские планы.
– И что теперь?
Вопрос прозвучал неожиданно, хотя именно над ним я ломала голову последнее время. Я пожала плечами.
– Я очень боюсь за тебя. Очень. Они не успокоятся, не отстанут от тебя. Поэтому и хочу, чтобы ты уехал. Далеко. Так далеко, чтоб эти сволочи тебя не достали.
– Ты поедешь со мной? – помедлив, спросил Павел.
– Конечно. Если позовешь.
– А сын? – Я невольно вздрогнула и попыталась освободиться из его рук. – Ответь, – требовательно сказал он, а я зажмурилась.
– Ты делаешь мне больно, – сказала жалко.
– Это не ответ.
– Я поеду с тобой, – прошептала я. – Я тебя люблю. Всю свою жизнь я любила тебя. С этим ничего не поделаешь.
– Невероятно, – усмехнулся он. Грустно усмехнулся.
– Ты мне не веришь? Почему?
Мне хотелось сказать: «Разве я не доказала свою любовь?», но я не могла так сказать – любовь не требует доказательств, человек либо любит, либо нет. А тот, кого он любит, либо верит в это, либо не нуждается в этой самой любви.
– Я видел кассету, – очень тихо сказал он, и голос звучал странно, как у смертельно больного.
Я не поняла, о чем он, что неудивительно.
– Ты имеешь в виду кассету, из-за которой вся эта возня? Долгих действительно убил свою жену?
– Конечно, убил, – вздохнул он. – Но я вовсе не ту кассету имел в виду.
– Тогда какую? – Я подняла голову, и теперь мы смотрели в глаза друг другу, долго смотрели, пока Павел не заговорил:
– Полозов нашел меня довольно быстро, и встреча с ним была для меня…
Он как будто жалел, что затеял этот разговор, с трудом произносил слова, но что-то заставляло его говорить. И в его взгляде вдруг появилась такая боль, страшная, злая, с которой невозможно справиться, которая терзает и рвет на части, что я испугалась.
– Мне здорово досталось, но я держался. Наверное, из упрямства. Очень не хотелось уступать этой сволочи. Очень не хотелось… – Он перевел дух, вздохнул так, точно вынырнул с большой глубины и готовился нырнуть вновь. – И тогда он показал мне кассету. Ты, Машка и эти уроды…
Вот тогда я поняла, и сердце ухнуло вниз, в висках застучало, и я отчаянно замотала головой:
– Нет, ради бога, нет!
И еще я вдруг поняла, почему Машка так не хотела, чтобы Тони знал, что с нами сделали тогда, только теперь поняла. И попыталась вырваться, бежать, потому что сейчас быть рядом было непереносимо, но он схватил меня и прижал к себе так, что у меня перехватило дыхание.
– Тихо, тихо, – зашептал он и еще: – Пожалуйста, прости меня, прости…
«Ник снимал все это на камеру, – лихорадочно билось в мозгу, и, несмотря на весь ужас, вдруг явилась другая мысль: – А что, разумно. Этой кассетой он надеялся удержать меня рядом с собой, если бы вдруг его грандиозные планы осуществились. Удачливая дамочка с таким прошлым. Что я только ни сделаю, я или мой предполагаемый покровитель, чтобы быть уверенным, что этого никто никогда не увидит».
– И ты отдал ему то, что он хотел? – спросила я, странно успокоившись.
– Да, отдал. Очень жалея, что не сделал этого раньше.
Я покачала головой.
– Это ничего бы не изменило. Ничего. Не вини себя.
– Не винить? – Он то ли всхлипнул, то ли засмеялся и повторил: – Не винить? Что я принес в твою жизнь? До встречи со мной ты была улыбчивой девчонкой, которая играла на рояле на каких-то там конкурсах, училась на «отлично» и готовилась поступать в университет. И вдруг большая любовь, а вместо рая на земле тюряга, потом эта мразь и… Если б Полозов неделю резал меня на куски, то и этого бы было мало. Мало, понимаешь? Мужчина никогда не простит себе, что не смог спасти свою женщину, а если он сам виноват… И женщина никогда не прощает такого, это невозможно простить. И я был уверен, что ты… что ты
