завершает свой долгий путь к планете спасательный корабль. Интересно, кто прилетит из космошколы? Разумовский? Дима отчетливо, с фотографической ясностью, вспомнил его лицо на посвящении в курсанты. Разумовский тогда поднял над головой маленькую книжечку Устава, подержал секунду, опустил. И сказал совсем тихо: «Не забывайте одного, ребята. Каждая строчка здесь написана кровью. И, очень часто, не нашей». Не нашей.
Дима посмотрел на Арчи, на Тири. «Да, убивал не я. Вы стали моими руками. Вы нажимали на спусковые курки. Я лишь чуть-чуть вам помог. Чуть-чуть». И в который уже раз он поразился тому, что не ощущает своей вины. Ни за один шаг. Словно никто не был виновен ни в чем в этой долгой, двухмесячной жизни. Словно каждый был прав.
— Дима…
Он посмотрел на Тири.
— Скажи своим, что это я во всем виноват. Пусть накажут меня. Я хотел, чтобы тот парень умер! И Роса я тоже… хотел…
— Машина никогда не делает неисправимых поступков сразу. Она дает шанс… В виде парализующего заряда…
«А мне шанса не будет. Меня накажут не машины. Да меня и не будут наказывать…»
— Пусть лучше меня…
— Меня не будут наказывать, Тири.
— Не будут?
— Нет.
«Я пойду по плитам космодрома прямо к школе. А из всех окон на меня будут смотреть курсанты. Молча, не двигаясь… У дверей своего корпуса я увижу чемоданчик с вещами, а сверху — диплом инженера. Вот и все. Я еще постою немного, а из окон будут все так же смотреть на меня, и ветер будет гонять по двору сухие листья и обрывки бумаги. Потом я уйду».
Он поднял голову, стараясь разглядеть среди серых скал башню второго Города. Нет, далеко…
«Земля поможет. Пройдет пять, десять лет, и они выйдут наружу. Все. Они никогда не будут равны и одинаковы, они все разные: умные и глупые, красивые и некрасивые, счастливые и несчастные. Они станут просто людьми… Так что же, выходит, Дежурные были правы? Они сохранили цивилизацию… Да, правы. По-своему. И наружники по-своему правы. Наверное, и я тоже…»
Он улыбнулся. И посмотрел в небо, где, обрастая сверлящим уши свистом, росла тусклая, раскинувшая острые крылья точка.
— Вот и все… Арчи, Тири…
Они взглянули друг на друга. Арчи кивнул, отводя глаза, прошептал:
— Ты нас не забывай…
Дима улыбнулся. Крепко сжал протянутые ему руки. И, не оглядываясь, пошел вперед, к маленькому, мягко зависшему над песком кораблю. Старый многое повидавший трудяга космоса. Обгорелый керамзит, потускневшие дюзы… А он видел не только его. Он видел тысячи кораблей, корабли всех планет, большие и маленькие, те, в которых он летал, и те, в которых уже никогда не полетит.
Люк корабля раскрылся перед ним. Широкий, удобный люк. Пассажирский. Но перед тем, как шагнуть в него, он обернулся и вскинул руки. Две фигурки вдали ответили тем же жестом. И он крикнул, крикнул то, последнее, что должен, обязан был им сказать, крикнул, то ли доказывая, то ли напоминая:
— Фэт рэгел! Фэт!
ПЕРВЫЙ ШАГ
Александр ПЫХТИН [1]
ТОЧНОСТЬ
Я подключил только что установленный в комнате материализатор желаний к электросети и занял место за пультом.
Приборная доска поблескивала лампочками, и, в ответ на включение микрофона, динамик громогласно спросил:
— Чего тебе?!
— Соль.
— Задание неточно.
— Пластмассовую линейку.
— Задание неточно.
Я недоумевал. Ведь все было правильно! В чем же тогда дело? Медленно обвел глазами пульт. Ну, все, абсолютно все было в порядке! Материя на входе? Нормально. Напряжение? Тоже нормально
— Ура! — вдруг вскрикнул я от радости. Как же я не учел такой простой вещи! Пластических масс ведь великое множество, солей тоже. Если бы аппарат выдал мне линейку из синтетического меха, он был бы прав.
Я решил заказать алмаз. Рекордный алмаз! Пораскинул мозгами и выкрикнул в микрофон:
— Кристаллический углерод на пять тысяч карат.
— Задание неточно, — бесстрастно ответил автомат.
Это уже вывело меня из себя и, помянув черта, я стукнул со злостью кулаком по пульту.
— Задание выполнено! — прогремел динамик.
— Уф, наконец-то образумился, — выдохнул я и в поисках алмаза стал осматривать комнату. Алмаза я не увидел, но зато в кресле напротив, блаженно закрыв глаза, сидел… черт!
Константин АНАНИЧ [2]
РЕПУТАЦИЯ ФИРМЫ
