вольной жизни. Поехали.
– Про кладбище Санек рассказывал, – торопливо сказал Антоныч. – А я мужиков предупредил, чтоб поаккуратнее, раз такое дело…
– Какое дело?
– Вы что, не знаете?
– Что я знаю, дело не твое. Мне тебя интересно послушать.
– Санек сказал, на кладбище эти обосновались… ну, бритые.
– Скинхеды, что ли? – нахмурилась я.
– А черт их знает. Какие-то психи. Могилы роют.
– Какие могилы роют? Что ты болтаешь?
– Мне что Санек сказал, то и я…
– Где Санек, как его найти?
– Так пропал он. Давно. Говорят, и его того… отморозки эти.
– Или ты мне все по порядку расскажешь, или…
– Понял, – кивнул Антоныч, протянул руку, извлек из-за своей спины банку с водой и жадно выпил. – Санек, знакомый мой, жил на кладбище. Там в старых склепах очень даже удобно. А потом он вдруг и говорит: соседи у меня беспокойные появились… – Мужик сделал паузу и прикрыл глаза. То ли медитировал, то ли просто уснул.
– Чего замолчал? Что за соседи? – рявкнул Ковалев.
– Ну, эти… бритые, – очнулся Антоныч. – Санек сам видел, как они могилу раскапывали. Там же иногда хоронят. Вот они свежака и откопали.
– Зачем? – не выдержала я.
– Откуда я знаю? Может, ограбить хотели. В гроб-то кладут в хорошем…
– О господи! – простонал Ковалев, с болью душевной глядя на Антоныча. Тот опасливо отодвинулся.
– Мне что сказали… Там еще один мужик жил, так он подошел к этим и говорит: мол, дайте на пропитание. Думал, раскошелятся. Как же… Дали десять рублей, и в тот же день он исчез. А потом мужики нашли его внизу, возле речки. Вроде как утонул. Вот Саня и забеспокоился. А потом и сам сгинул. Тогда мы и решили, что на кладбище опасно. Я кого надо предупредил.
– Какую могилу они раскапывали, он не говорил? – вмешалась я.
– Возле ограды. Там, где черный крест, в самом дальнем углу.
– Давно это было?
– Саня осенью пропал. Но этих… бритых… мужики еще видели. Приезжали, и каждый раз ночью.
– На чем приезжали?
– На машинах, конечно. Машины возле гаражей ставили и через пролом в стене шли на кладбище.
– Много их было?
– Много. Штук десять. Отморозки, им человека убить – раз плюнуть, потому на кладбище теперь никто и не живет. Опасно.
В этот момент внезапно ожил приятель Антоныча, которого мы преждевременно записали в покойники. Слабо шевельнулся и даже попытался что-то произнести.
– Живой! – захлебываясь от восторга, взвизгнул Антоныч и кинулся к другу, а мы поторопились покинуть его квартиру.
– Вот видишь, а ты идти не хотел, – сказала я Алексею Дмитриевичу, когда мы возвращались к машине.
– Что вижу? – усмехнулся он.
– Не зря мы заинтересовались кладбищем.
– Может, объяснишь, что такого полезного мы узнали? – продолжил вредничать он.
– На кладбище что-то происходит, и Светка об этом знала.
– Вилами на воде. Что происходит? Какой-то бомж видел, как скинхеды могилу разрывали? Бред какой- то…
– А если это некий ритуал?
Он остановился и сердито взглянул на меня.
– Соседка сказала, что Светка ходила по ночам на кладбище, – продолжила я. – Смотри: у нас есть стихи, где дано прямое указание, а теперь рассказ бомжа. Если вспомнить еще куклу с иголкой в сердце… Почему бы не начать вырывать покойников?
– Хочешь сказать, у кого-то настолько съехала крыша?
– Обрати внимание, что получается. Светка знакомится с Агнессой в церкви. Агнесса, судя по ее путаным словам, ждала мессию со дня на день и вроде бы даже дождалась, но мессия оказался дьяволом. А господин Авдотьев одно время выдавал себя за служителя культа. Потом дела его пошли скверно, и он
