– А почему вы решили, что все это она выдумала? – осторожно спросила я. – Вдруг ее действительно кто-то изнасиловал?
– Да ну… если только какой алкаш. Ленка страшненькая, ни фигуры, ни рожи… похожа на суслика. Да и где ее изнасиловать могут, она из дома ни шагу. С работы домой, ну еще в церковь эту. Они раньше с матерью жили, когда она умерла, Ленка очень переживала, наверное, потому и ударилась в религию. Да и так жизнь не радовала. Денег нет, ума тоже, парни на нее не смотрели, вот она и принялась врать.
– Но почему все-таки врать? – не отставала я.
– Да потому. Ей ничего не стоило соврать. Про отца врала, будто он разведчик какой-то, вроде Штирлица. Потом выяснилось, отца у нее вовсе не было, то есть официального. Мать у нее заслуженная учительница, а та всю жизнь уборщицей. Я сейчас все и не вспомню, но язык у нее был как помело. Ее тут никто не слушал. Начнет болтать, а бабы наши: Лена, работай молча. Она злиться стала и завела дневник. Сидит, пишет что-то, а потом в стол прячет, на ключ запирала. Очень кому-то нужен ее дневник. Ну, я для интереса почитала, полный бред. Кто-то в черном ее насиловал, а кто-то смотрел. Дьявол, кресты, черная месса. Клиника, одним словом. Ленка старше меня на три года, а ни с кем никогда не гуляла, вот крыша-то и съехала. Ей бы парня, а где его взять? Остается сказки рассказывать про изнасилования и прочую чушь.
– А где сейчас этот дневник? – задала я очередной вопрос.
– Мент забрал. Полистал и рожу скорчил, между прочим, правильно, читать такое с души воротит. «Я в подвале, прикованная к стене…» Еще бы рыцаря придумала в доспехах и верхом на лошади. Говорю, она чокнутая и врушка страшная. Однажды пришел какой-то парень, насчет журнала выяснял, она с ним пять минут поговорила, а потом сочинять принялась, вроде бы он ей звонит и все такое. Смотрю, губы красит. Я спросила: «Куда собралась?» Она: «На свидание». А я: «С этим парнем, что ли?» – «Ага», – говорит… А парень такой, в общем, стоящий парень. Неуж, думаю, правда клюнул? Я и пошла посмотреть. И что вы думаете? Ленка пешочком домой, а на другой день давай врать: мы туда ходили, сюда ходили… Я не выдержала, говорю: чего ты лепишь? Так она и тут вывернулась. Он, говорит, меня возле дома встречал. В общем, никто этого парня с ней не видел ни разу, и вдруг он опять приходит. Ленку нашу не узнал, она покраснела вся, а только за ним дверь закрылась, пошла плести: разругались, мол, неделю назад, он ее приревновал и все такое. Ясно, что врет. Ну, мы покивали, жалко дуру, одно слово: убогая. Хотя один раз я ее с парнем встретила. Где-то месяц назад, недалеко от ее дома. Я от подруги шла, а они навстречу. Я ее потом спросила: что за парень? А она мне: это не парень. Конечно, он неказистенький с виду, физиономия как у хорька, и ростом с Ленку, но для нее-то и такой хорош, так что нечего было выпендриваться. Ну, я и спрашивать больше не стала. Вот такие дела… – со вздохом закончила Вика.
– Но ведь Лена действительно покончила с собой? – тихо сказала я. – Значит, во всех этих фантазиях что-то было…
– Я вам говорю: она чокнутая. В самом деле могла решить, что за ней следят.
– Она говорила, что за ней следят? – насторожилась я.
– Да она чего только не болтала. Сначала выдумала парня, потом выдумала, что он ее бросил, сама в это поверила и перерезала вены. Я не со зла говорю, и Ленку мне жалко, просто… ну, чокнутая она, понимаете?
– Понимаю, – кивнула я.
Я отвезла Вику домой. Расспросы ничего не дали… Впрочем, я сама с трудом представляла, что надеялась узнать. Девушка покончила жизнь самоубийством, ей было неуютно в этом мире, и взамен она придумала свой, а потом что-то сломалось в ней, и тогда она легла в ванну с горячей водой, прихватив нож… Такое, к сожалению, не редкость. И как я собираюсь увязать это с убийством Акимова?
– Я напрасно трачу время, – укоризненно сказала я вслух. Мне стоило бы заняться квартирой, работой, наконец, а не пытаться быть умнее милиции. Теперь я знаю, как и почему Акимов оказался в моей квартире, а дальше дело следствия. Но мысли, не имеющие отношения ни к моей квартире, ни к моей работе, продолжали меня преследовать. Журналистка Наталья Никольская утверждала, что за ней следят. Она погибла от передозировки, Лена Телегина вскрыла себе вены, обе имели отношение к «Обществу любителей Библии»… Одна наркоманка, а вторая психически неуравновешенный человек с патологической склонностью к вранью. Впрочем, диагноз я поставила рановато. Ее дневник у следователя, пусть с этим разбираются специалисты.
Я свернула к магазину «Лана». Утром я разбила заварочный чайник, следовало купить новый. Я припарковала машину и стала переходить дорогу, вот тогда и почувствовала чей-то взгляд. Некто настойчиво пялился мне в затылок. Я торопливо огляделась: машины, прохожие – суетящиеся и не очень, главное, никому до меня никакого дела. Я огляделась еще раз. Чувство, что за мной наблюдают, не проходило.
Я вошла в магазин, возле нужной мне секции стояло человек десять, создавая толчею. Я с отчаянием посмотрела вокруг, неожиданно поняв, что не могу здесь оставаться, не могу ждать своей очереди, не могу смотреть на эти дурацкие чайники… С трудом соображая, что делаю, я бросилась к входной двери, скорее на воздух, здесь дышать нечем. На ступеньках я столкнулась с женщиной и, кажется, толкнула ее, она вскрикнула и уронила сумку, что-то звякнуло в ней, а я пришла в себя.
– Извините, – пролепетала я испуганно, наклоняясь за сумкой. Женщина и я протянули руки одновременно. Она подняла сумку с асфальта, заглянула внутрь и сказала грустно:
– Как жаль.
– Что-то разбилось? – спросила я, испытывая ужасную неловкость.
– Чашка. Бабушкина. Знаете, не стоило мне нести ее сюда. – Женщина вновь виновато улыбнулась, глаза ее, большие и темные, смотрели ласково, а я поразилась ее голосу: очень музыкальный, совершенно необыкновенный голос. Мы все еще стояли у входа и мешали гражданам, женщина переместилась ближе к стене, и я тоже. – Здесь ломбард, вот я и хотела…
– Простите, – заторопилась я. – Я заплачу. Сколько могла стоить ваша чашка?
– Бог с ней, – вздохнула женщина. – Это судьба. Чашка не должна была попасть в чужие руки. Все правильно.
– Послушайте…
– Вы не виноваты, – мягко перебила она. – Я ее склею и поставлю на место. Так лучше.
– Конечно, вы ее склеите. Но вы несли ее в ломбард. Вам нужны деньги? – Женщина беспомощно
