огляделась.
– Деньги нужны всем. Но она разбилась потому, что я поступила неправильно. Вы не беспокойтесь, все хорошо. Идите, идите. Все действительно хорошо.
Легко сказать идите. Я чувствовала себя виноватой. Если честно, я даже не помнила, как толкнула ее или задела локтем. Но уйти… Женщина мне нравилась, было в ней что-то такое… Она не примет моих денег, это совершенно очевидно.
– Простите, где вы живете? – решилась я.
– Недалеко… на Матвеевской…
– Давайте я вас отвезу. Я на машине.
– Нет-нет. Не беспокойтесь. Здесь всего две остановки…
– Я беспокоюсь за вашу чашку, – улыбнулась я. – Вдруг она окончательно разобьется?
– У вас глаза хорошие, – сказала женщина. – Добрые. Вы о чем-то тревожитесь? Что-то случилось?
– Еще бы. Я разбила вашу чашку, – кивнула я.
– Да бог с ней. Стоит ли печалиться о чашке? Где ваша машина?
– На стоянке.
Пока мы шли к моим «Жигулям», я как следует рассмотрела женщину. Ей было лет пятьдесят или чуть больше. Простенький серый плащ выглядел на ней элегантно. В светлых волосах седые пряди. Она была красива той особой благородной красотой, которую даже морщины не портят, а добавляют шарма. Глаза совершенно необыкновенные. Если бы я была художником, немедленно бы взялась за ее портрет.
– Меня зовут Нелли Борисовна, – точно что-то вспомнив, сказала женщина.
– А меня Алла.
– Я знаю, – кивнула она и, заметив мой удивленный взгляд, улыбнулась: – Иногда я знаю. Просто достаточно посмотреть в лицо человеку.
– Интересно, – понятия не имея, что ответить на это, брякнула я.
Жила она действительно в двух троллейбусных остановках от «Ланы», обычная девятиэтажка из серого кирпича. Я почему-то подумала, что Нелли Борисовне больше подошел бы особняк прошлого века. Она меня очень заинтересовала.
– Ну, вот. Мы и приехали. Это мой подъезд. Может, вы зайдете? На несколько минут. Посмотрим, что с моей чашкой?
Заходить я не собиралась, но тут в голову мне пришла мысль, что, возможно, Нелли Борисовна передумала и решила взять деньги, просто сказать об этом сразу стесняется.
– С удовольствием, – ответила я.
Трехкомнатная квартира произвела на меня впечатление. Казалось, что на дворе не двадцать первый век, а девятнадцатый. От вешалки в прихожей до настольной лампы в гостиной – сплошной антиквариат.
– Проходите, Аллочка. Вот тапочки, они должны быть вам впору.
Я спросила, с интересом оглядываясь:
– Вы одна живете?
– Да. Уже много лет. Муж умер, сын в другом городе… живу, окруженная любимыми игрушками и воспоминаниями. Мой отец был актером театра, может, вы слышали, впрочем, нет, откуда? А моя бабушка была цыганкой, дед выкрал ее из табора. Необыкновенно романтическая история. – Разговаривая со мной, Нелли Борисовна включила чайник, извлекла из сумки чашку с блюдцем и положила на стол. Чашка разлетелась на три части. – Ну вот, склеить пара пустяков, – бодро заметила хозяйка. – Сейчас найду клей.
Я повертела блюдце в руках.
– Это кузнецовский фарфор.
– О, я вижу, вы разбираетесь…
– Не то чтобы очень. Нелли Борисовна, я бы все-таки хотела…
– Ни слова больше. Денег я не возьму. Вы вообще ни при чем. Я сама на вас налетела. А вот и клей. Вы мне поможете?
– Конечно. – Чашку мы склеили быстро, Нелли Борисовна убрала ее в шкаф и стала накрывать на стол. – Спасибо, ничего не надо, – взмолилась я, а она посмотрела растерянно.
– Вы торопитесь?
– В общем, нет…
– Тогда выпейте со мной чаю.
– Спасибо. Нелли Борисовна, мне ужасно неудобно, я вас очень прошу… У меня есть деньги. Такая чашка…
– Аллочка, мне бы дали за нее рублей пятьдесят, не больше. Можете мне поверить, уж я-то знаю.
– Но…
– Вот что, если вам непременно хочется дать мне денег, давайте я вам погадаю. Когда становится совсем туго, я вспоминаю, что у меня бабка цыганка, и зарабатываю деньги гаданием на кофейной гуще.
