Всеволод Иванович согласно кивнул, а Юра спросил:
– Где найти этого Петракова?
– Сегодня у него выходной, но вы скорее всего застанете его дома, он отлучается только за бутылкой. Живет рядом, восьмой дом, квартиры не помню, у соседей спросите.
Петраков сидел на скамейке возле подъезда в компании пса неизвестной породы и что-то внушал ему, грозя пальцем. Пес слушал, время от времени зевая.
– Вы Петраков? – приблизившись, спросила я.
– Петраков, – помедлив, ответил он, прищурил один глаз, мотнул головой и спросил: – А вам чего?
– Мы из милиции, – со вздохом сообщил Юра, сунув ему под нос удостоверение. Появление данного документа произвело на Петракова прямо-таки целебное действие, он выпрямился, разлепил глаз и посмотрел на нас вполне осмысленно.
– Слушаю вас очень внимательно, – сказал он церемонно.
– Нас интересует труп, – влезла я, – тот самый, что куда-то исчез, а потом вернулся без кисти левой руки.
– Так ведь… – начал Петраков, переводя взгляд с меня на Юрку.
Мой напарник вдруг посуровел и, наклонясь к лицу Петракова, зловеще прошептал:
– За осквернение трупов статья полагается. До трех лет лишения свободы.
– Да вы что, – охнул Петраков. – Да я… о господи… я пальцем его не тронул, зачем мне его рука? У меня и в мыслях… вот сволочи, верь людям после этого…
– Вы нам про людей расскажите, – вкрадчиво предложила я.
– Про каких? – испугался он.
– Которым верить после этого нельзя.
– После чего? Так ведь никому…
– Не пойдет, – перебила я сурово, – нас конкретные люди интересуют. Так что если три года лишения вам не подходит, рассказывайте.
– Ох, как нескладно-то, – принялся бормотать Петраков, раскачиваясь и постукивая себя по колену.
– Ты, дядя, не дури, – заговорил Юра, – мы к тебе по-хорошему, выкладывай все как есть без протокола, а начнешь ваньку валять, я тебе махом…
– Понял, – с готовностью кивнул Петраков, – без протокола я пожалуйста, я даже с удовольствием. Я, можно сказать, сам в переживаниях и рад грех с души снять, потому что хоть виноватым себя не чувствую, если только самую малость, но грех, как ни крути, мой. Хотя если разобраться по существу, так покойнику все равно – с рукой или без руки… Вот мне, к примеру…
– Поехали в отделение, – заявил Юра.
Петраков выставил ладонь и изрек:
– Уже готов покаяться. Сей момент. Только с силами соберусь. Значит, дело было так. – Он вздохнул, с болью душевной посмотрел на нас и продолжил: – Дежурим мы, значит, все тихо, спокойно… Неужто за покойника три года дают? – нахмурился он. – Ведь мертвый и…
– За осквернение трупа. И давай к делу, у меня время – деньги, а терпение не железное.
– Понял. Так вот. Все как обычно, вечер, трупик этот лежит себе в уголке, других-то не было, и слава богу, а то ведь бывает друг за дружкой везут, глаз не сомкнешь, а тут вечер спокойный выдался и мы с Валентинычем вздремнули чуток, а часам к одиннадцати я покурить вышел, вдруг подъезжают на джипе двое, морды – во, и сразу ко мне. Я гадаю, откуда их черт принес? Ихнего брата в тот день не поступало, и мужичок в углу явно не из этих, бомж, одним словом. Они мне: «Здорово, дед» – и с ходу так: «Хочешь стольник?» Я спокойно отвечаю: «Смотря за что». А тот, что помордастее, мне и говорит: «У нас тут спор вышел… Вон Андрюха божится, что с мертвяком в одной комнате запросто всю ночь пересидит и без водки. Жмурики у вас есть?» – «Как не быть, – отвечаю, – имеются, правда, сейчас в единственном экземпляре». – «Мужик или баба?» – спрашивают. Отвечаю: «Пол мужской», а мордастый обрадовался: «Это, – говорит, – хорошо, с мужиком как-то спокойнее. Ну что, дед, пойдем?» – «Ну, пойдем», – отвечаю, а сам думаю, каких только чудаков на свете нет, а мордастый мне водки две бутылки в руки – раз. Я их и повел.
– Они в морге вдвоем были? – спросил Юра, которого, судя по всему, история очень увлекла.
– Нет, один у дверей остался, караулить. Говорит, хочу, чтоб все честно было. А я пошел к себе немного выпить, то есть я сначала к Валентинычу заглянул, сообщить, что у нас гости, но он уже свою норму принял и спал, я и пошел один. Выпил, о жизни подумал, покурить решил, дай, думаю, гляну, как там гости, а возле дверей никого. Я удивился, потому что времени прошло совсем немного, сунулся в мертвецкую, там только клиент в уголке. Ну, думаю, слабоват парень оказался, а на столе, не поверите, сотня лежит, я ее взял и уж к себе идти собрался, но что-то мне трупик не приглянулся, что-то в нем не так было. А я непорядка не люблю, подошел, значит, чтоб разобраться, а у него, у трупа, руки-то и нет, кисти то есть. Честно скажу, очень я испугался, такого у нас отродясь не водилось, да еще сотня эта, ведь припаяют соучастие. Вот я в беспамятстве на каталке его и вывез.
– Куда? – ахнула я.
– Куда-куда, – вздохнул Петраков, – в коридор. А вообще хотел на кладбище. Вон оно, в двух шагах. Думаю, сброшу в могилку, бомжу все равно, где лежать.
– Так кладбище старое, здесь давно не хоронят, – насторожилась я.
– Я тогда об этом не подумал, испугался очень. Ведь положения своего мог запросто лишиться за такие-то дела. Слыхано ли, чтоб у трупа руку оттяпали. Очень я переживал и мозгами немного тронулся, потому и о кладбище рассуждал однобоко, не подумал, что там давно не хоронят, да и труп туда на каталке не повезешь.
