– Ты к тому времени и вторую бутылку выпил? – уточнил Юра.
– Так ведь выпьешь, когда такое творится. Просто беда. Труп в коридоре, я в расстройствах, и тут вдруг новеньких привезли, Валентиныч поднялся и трупа хватился. Где, говорит, мужик? Я с перепугу взялся отнекиваться, Валентиныч злой как черт, очень ему труп нужен, точно он ему родственник… Я-то чую, дело плохо, неизвестно, что хуже, одна рука пропала или весь мужик целиком. В общем, вернул его на место, а Валентиныч как увидел, что бомж в уголке лежит, говорит мне: «Все, Василич, пора на кефир переходить, не к добру». В тот момент он натурально увидел, что труп у нас понес потери, и страшно расстроился, хоть я его и уговаривал, давай, мол, сор из избы не выносить. Какое там, никак, говорит, нельзя. В общем, сообщили, но я на своем стоял твердо: ничего не видел и не слышал. Вот хоть режьте. Нам выговор с занесением, на дверь засов и две смены кряду начальник наш с проверкой ходил, чтоб, значит, мы употребляли умеренно. Валентиныч очень расстроился и на этой почве того… в реанимации, инсульт… Бомжа схоронили, и начальство подобрело, даже шутило вчера, мол, что-то у вас покойники по ночам бегают? Вы их поймали? – без перехода спросил Петраков.
– Кого? – не понял Юра.
– Мордастых, – нахмурился Василич. – Откуда вы обо мне узнали?
– Рука объявилась.
– Где? – необычайно заинтересовался Петраков. – Я все гадаю, на кой ляд она им понадобилась?
– Вы бы, гражданин Петраков, лучше вспомнили, как эти мордастые выглядят, – вздохнула я.
– А чего вспоминать, морды круглые, стриженые, одним словом, шпана.
– А поточнее нельзя? – начала злиться я.
– Да не разглядывал я их, опять же выпивши был.
– А джип? Номер запомнили, марку, цвет какой?
– Цвет темный, номеров не видел, а в марках я не разбираюсь. Вижу, что джип, а уж как он там называется…
– Понятно, – вздохнула я, сообразив, что расспрашивать Петракова дальше – только время терять. Как видно, Юра думал так же. Он вздохнул, огляделся и сказал:
– Ладно, дед, об истории этой особо не трезвонь, сам говоришь: мордастые да на джипе…
– Не дурак, понимаю, – поспешно кивнул Петраков, – я только родной милиции, как есть сознательный гражданин, то есть с пониманием и всегда за милую душу, особенно если без протокола.
Мы торопливо простились и побрели в сторону кладбища.
– Что думаешь? – начала я приставать к Юре.
– А чего тут думать? Явились какие-то придурки и оттяпали у трупа руку. Извращенцы.
– Зачем им рука? – схватив Юру за локоть, перешла я на трагический шепот. – Ясное дело, им был нужен палец. Понимаешь?
– Тогда почему оттяпали не палец, а руку?
– А если бы одного пальца им не хватило? – поспешила я развить свою мысль, видя, что Юра с беспокойством смотрит на меня. – Предположим, меня надо было поторопить? Что ж, каждый раз в морг за пальцами бегать? А тут у них в запасе еще четыре штуки…
Юра замер, посмотрел на меня и заявил:
– Белая горячка.
– У кого? – нахмурилась я.
– Ладно, – вздохнул он, – допустим, им нужен был палец, допустим, тот самый, что лежал у тебя на тарелке. Что это нам дает?
– То, что Витьке пальцы никто не отрубал.
– Тогда, может, и искать его ни к чему? Сам найдется?
– Тебе бы только ничего не делать, – разозлилась я. – За что тебе зарплату платят?
– Зарплата, – презрительно фыркнул Юра, – ты б ее видела. Да за такую зарплату из дома грех выходить.
– Не ты один страдаешь, – попробовала я урезонить его. – Если ты такой корыстный, мог бы найти работу поденежней. Шел бы в бандиты, рожа у тебя, кстати, подходящая, только раскормить ее побольше.
– Мне в бандиты идти совесть не позволяет.
– Что-то я в тебе совести не замечала.
– Ладно, кончай дискуссию. Мне, между прочим, на работу надо, дел по горло – убийство, два изнасилования и четыре ограбления квартир, – а я с тобой полдня таскаюсь, пальцы ищу.
– Юрка, – хмуро позвала я, – ты мне правду сказал?
– Когда? – насторожился он.
– Тогда. Про дочку свою и все прочее. Может, тебе кто-то велел так сказать? Может, тебе начальство запретило в это дело соваться?
Юра таращил глаза и хмурился.
– Чего-то я не понял, – сказал он с печалью.
