Увяз по уши…
– Ага, – хмыкнула я.
– Ага, – передразнила меня Танька. – Дела идут неважно. Как я и думала, Лом много чего не углядел, а тут еще ты сбежала… Ему б наплевать и делом заняться, а он на другой конец света поперся за любимой женщиной. Очень ты ему нужна.
– Конечно, – фыркнула я.
Танька посмотрела хмуро и сказала:
– Тебе повезло.
– Что? – охнула я, пытаясь понять Танькины слова.
– Чего глаза таращишь? Повезло. Он тебя не убил – раз, не покалечил – два, мужикам на потеху не отдал – три, попинал вполне по-семейному. А теперь скажи, что не любит… Если б не любил, лежала бы ты сейчас в морге и выглядела так паршиво, что и думать не хочется.
– Это ты меня успокаиваешь, что ли? – опешила я.
– Конечно. Ты же не дура, должна понимать. Сейчас Ломик злится, и пусть себе полютует маленько, а ты наперед подумай, как его покрепче к себе привязать.
– На кой черт он мне?
– Боюсь, что другого-то не будет, Ладушка, – пропела Танька, чем очень напомнила Лома. – Либо ты из него сляпаешь образцового мужа, либо он тебя на кладбище устроит. От любви до ненависти один шаг и обратно тоже.
– Мне его любовь даром не нужна…
– С синяками ходить лучше? Давай взглянем на проблему иначе: у нас с ним общее дело…
– Нет никакого дела, – перебила я. – Аркаша помер, и все дела с ним…
– До чего ж ты вреднющая бываешь… Дай сказать-то… Так вот, у нас с ним общее дело. Ежели по- умному себя поведешь, деньги, что он у тебя забрал, с лихвой вернутся, сам в зубах принесет, да еще хвостом вилять будет. Лом дурак, но имеет власть, а мы при нем развернемся… – Глаза у Таньки загорелись, на лицо пал отблеск вдохновения.
– А я-то гадаю, как ты могла проболтаться, где меня найти, – покачала я головой.
Танька оставила замечание без ответа, почесала нос и добавила:
– Мы с Ломиком заживем лучше, чем с Аркашей.
Я посмотрела на Таньку и застонала:
– Танька, убьет он меня…
– Вряд ли, коли по сию пору не убил. Ты б дурочку-то не валяла, пригрела бы его на своем шикарном бюсте. Побесится и простит. Будешь им вертеть ловчее, чем Аркашей, царство ему небесное (тут Танька перекрестилась на пустой угол). – Кошки и бабы гуляют сами по себе, а мужики и собаки к ним приноравливаются, – вдруг процитировала она.
– Сама придумала? – насторожилась я.
– Нет, мне слабо. Почерпнула из умной книги, нет-нет и прочтешь что-нибудь путное.
– Мудрость сия мужского происхождения?
– Конечно, бабы народ скромный.
– Интересная мысль, – призадумалась я. Танька поглядывала на меня с хитрецой. – И что мне с этим дураком делать?
– Скажи, что шибко любишь.
– Спятила?
– А чего? Сама ж говоришь: дурак. Поверит, если душевно скажешь.
– Что, вот так просто кинуться на шею и заявить: «Лом, я тебя люблю»?
– Так просто, пожалуй, не годится. Опять же, у мужика имя есть, зовут его Генка, лучше, конечно, Геночка.
– А еще лучше новопреставленный Геннадий, – съязвила я.
– Нет, не лучше, – терпеливо ответила Танька. – Есть еще Святов. Он тебя не жалует и при случае с дерьмом смешает. В общем, думай… Нужна тебе хорошая жизнь – создай ее своими руками.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Лом, почти трезвый. Таньку он не выгнал, а вполне мирно поздоровался. Это еще больше убедило меня в том, что о нашем с Димкой местонахождении донесла ему она.
– Ты чего человека голодом моришь? – усмехнулась Танька, наливая Лому коньяка.
– Не сдохнет, – ответил он, не глядя в мою сторону.
– В тюрьме хоть и макаронами, но кормят. У нее с голодухи мысли дурные. Ревет.
– Она у меня не так заревет, – утешил ее Лом. Тут его взгляд натолкнулся на вещи, что принесла Танька. – Это что? – спросил он хмуро.
– Ладке собрала кое-что на бедность. Чего ж бабе, голой ходить?
